Фильму Матьё Кассовица «Багровые реки» повезло. Прошло уже 15 лет, а его до сих пор помнят. И помнят не только в среде прожжённых киноманов, но и в широком кругу неискушённых зрителей. Альпийские высоты и мрачный университет в предгорьях, евгеника «нацистского разлива» и монастырский мистицизм (смешать, но не взбалтывать), бравые, но всё время опаздывающие полицейские и распятый офтальмолог, который до этого сам стал «пациентом» глазной хирургии. Видимо, всё эти пряности пришлись многим по душе. А кто-то даже объявил эту солянку национальным французским блюдом.
Чтобы не быть голословным, нужно разобраться, так ли страшен чёрт, как его малюют. Для начала определим самое важное здесь – жанр. В самых первых кадрах Кассовиц точен: река – один из лучших образов для жанра детектива. Тоннель сменяется дорогой серпантином, серпантин – рекой, река – горным водопадом. Герой в детективе это кормчий, который поднимается вверх по извилистому и опасному водотоку. И если Пьер Ньеман (Жан Рено) начинает своё движение с широкого устья – эффектного ритуального убийства, то Макс Керкерян (Венсан Кассель) с притока – вандализма на кладбище. В любом случае, когда-то они пересекутся и продолжат путь вместе – «от незнания к знанию, от тьмы к свету»… И тут можно вполне закончить индийскую мантру: «Мир телу, разуму, и духу», потому что истоком ужаса в этом фильме является старый престижный университет, уединенно расположенный близ самых высоких гор Франции.
С этого момента Матьё Кассовиц путём нехитрых сопоставлений начинает бодро строить среду, в которую попадут герои. Университет есть историческое продолжение монастыря – как сохранение и умножение знаний. От монастыря университет в Герно «унаследовал» также полную автономность и черты уклада – рассадка студентов, комнаты-кельи. Но, в отличие от монастыря, вера в бога заменена на фанатизм по «созданию биллов гейтсов», что в совокупности с географической изолированностью приводит к вырождению. Поскольку познания в генетике (а возможно и юриспруденции) в одном из лучших высших учебных заведенияй Франции подавляются глубокой элитарностью, такую проблему можно решить только беспощадным способом в духе Германии тридцатых годов, а именно – подменой больных детей, родившихся у сотрудников университета, здоровыми младенцами из близлежащей деревни. Окружив таким образом здание университета статуями и барельефами в стиле скульпторов Третьего рейха, Кассовиц отошёл и предложил войти туда героям фильма.
Проблема начинается с того, что режиссёр не собирается выдерживать фильм в жанре детектива – детектив здесь только как прелюдия. Основная часть сделана в жанре триллера. Персонаж в детективе – это герой, который приходит к истине сам. Персонаж триллера изначально тоже не располагает полнотой информации, но при этом он ведомый. Или, если пользоваться метафорой реки, триллер – это спуск по реке. И чем сильнее течение и суровее пороги в этом рафтинге, тем лучше. Смесь детектива с триллером вполне возможна, вот только такой фильм лучше делать в Германии или США, или вообще в любой другой стране, где сильно протестантство с его фатализмом. Самую главную протестантскую мораль прямо озвучивает злой близнец главной героини: «Невиновных нет!». А это малость не сочетается с классическим детективом, который вырос на основах либерализма, свободе выбора и разума как движущей силы.
Против играет и образный ряд фильма – ослепление жертв, потому что зрение, по сути, «греховно», а в совокупности с темой инцеста – это ещё и наказание судьбой Эдипа; специальность главной героини (изучение ледников) и вообще мотив горных вершин отсылает нас к фильмам Арнольда Фанка с Лени Рифеншталь; допельгангер, злой двойник – к Гофману или Стивенсону. Всё это вырастает из протестантской культуры.
Кассовицу нужно точно определить своих главных героев, и в этом он терпит фиаско. Он не делает Пьера Ньемана в своём абстрактном внешнем мире гением дедукции, наподобие Шерлока Холмса, Элькюра Пуаро или Вильгельма Баскервильского из «Имени Розы», хотя это самый простой способ, ведь ритуальное убийство – это послание, которое кто-то должен расшифровать. Он не делает героев заложниками рефлексии или фрустрации, как сделал бы Финчер в фильме «Семь» (герой Моргана Фримана тоже плывёт по течению, наблюдая из окна такси мир, разлагающийся на закате второго тысячелетия). Наконец, он не делает персонажей копами с огромным жизненным опытом за плечами, иначе их реалистичные образы превратили бы пафос и мрак – в пух и прах.
Честно говоря, на экране зритель видит пустышек. Пьера Ньемана нам преподносят как одного из самых «крутых» комиссаров полиции Франции, причем «крутость» его в сравнении с Максом Керкерьяном заключается, видимо, в том, что зелёный новичок, не имея ордера на обыск, грубо возится с отмычкой, в то время как Ньеман предпочитает элегантно выламывать двери ногой. Самая сложная умственная задача, разрешённая героем Рено, заключается в понимании того, что, раз уж все три жертвы работали в университете, – стало быть, нити ведут именно туда. А попытка сделать героя более «живым», добавив панический страх перед собаками, на сюжете никак не сказывается. И хотя его напарник воспринимается «живее» (может, потому, что Кассель более кинематографичен, чем Рено), обнаружить между ними различия почти не удаётся. Кассель с непонятным остервенением бросается на поиски вандалов, осквернивших свастикой склеп (причём он не помешан на законе – например, до этого он со спокойной совестью курил «косяк» в полицейской машине). Если Ньеман рукоприкладствует на публике прямо посреди библиотеки, то Макс с удовольствием завязывает драку с двумя скинхедами, а потом разбивает витрину и крадёт автомобиль. Всё потому, что Максу просто «не нравится фашизм», а Ньеману – ещё и евгеника. А ведёт их к разгадке одна интуиция.
Добравшись до последних десяти минут фильма, герои открывают страшную истину – на самом деле за всем стояла сестра-близнец главной героини, а главная героиня (она же главная подозреваемая) просто попала под её влияние. Концовка фильма и вовсе откровенно аляповатая. Кассовиц подходит к ней в рамках французской католической традиции, согласно которой всегда есть виноватый; будь то Папа Римский, император или якобинец, у них всегда есть мотивы, а у общества всегда есть способ наказать их – лишить сана, сослать на остров или гильотинировать. Злодей под занавес выкладывает детективам, а заодно и зрителям, почему он стал плохим. И вся красота первой половины рассыпается на глазах. Удивительно, что Матьё Кассовиц, снявший за пять лет до «Багровых рек» чуткий (и особенно актуальный сейчас) фильм «Ненависть», не обратил внимание, что доппельгангер зол по самой своей сути, а не потому, что в детстве его обидели. В этом его величие и сила. Искать причины нужно не в нём, а в себе. Смерть же двойника приведёт к смерти героя, так как судьба их неразделима. Это было показано ещё в фильме «Пражский студент» 1913-го года. Так что «воскрешение» главной героини здесь выглядит уступкой в пользу коммерции.
В итоге получаем: хорошие мальчики победили плохих девочек, Пьер Ньеман будет чуточку теплее относиться к собакам, а зритель уяснит, что фашизм это плохо и евгеника тоже плохо, потому что ей занимались фашисты, и тому подобные банальности.
А багровая река на самом деле окажется болотом… Где-то далеко… Не здесь.
