Казус Бродского

Когда Джой похитили, ей было семнадцать. Сейчас девушке двадцать четыре, а её сыну Джеку – пять. Они обитают в комнате в небольшом сарайчике на заднем дворе дома, в котором живёт Ник, собственно, похититель Джой. Он приносит еду, одежду, лекарства, что-то ещё по мелочи, а плату берёт телом. Никакой речи о свободе, хоть какой-нибудь. Джек ни разу не гулял на улице, по деревьям не лазал, в футбол с ребятами не гонял, и об окружающей реальности знает лишь из телевизора. Джой же в последний раз за пределами комнаты, в которой она живёт точно в кошмарном сне, была ещё до совершеннолетия.

«Комната» – это фильм, который просто появляется на пороге и швыряет вам в лицо роскошнейший букет эмоций. Возможно, один из самых удивительных, что вам доводилось видеть. И адресат, огорошенный этим счастьем, может постыдиться придирки вообще к чему бы то ни было в картине. И уж тем более, боже упаси, каких-нибудь вопросов, вроде, например, такого: почему аж за семь лет, не будучи посаженной на цепь и не ограниченной ничем другим, кроме как самой комнатой, главная героиня не сумела устроить толковый побег? Есть деталь с больными запястьями – результатом первой и, похоже, единственной за долгие годы попытки. И всё же для такого значительного срока её одной не хватает, и вопрос, скорее, остаётся открытым. Между тем в нём нет ничего оскорбительного по отношению к фильму и его героям. А ответ можно найти приблизительно в той же плоскости, где и ответ на другой вопрос – об огромной голове из папье-маше для главного героя фильма «Фрэнк», предыдущей работы режиссёра «Комнаты» Леонарда Абрахамсона.

Если вкратце, всё потому, что вот этого вашего мира, в котором молодой девушке, оказавшейся в заточении, первым делом приходит на ум разбить стекло форточки на крыше и, соорудив небольшую башню из мебели в комнате, выбраться на свободу, попросту не существует. Как и мира, в котором удивительный Фрэнк прекрасно осведомлён об окружающей реальности, не имеет страхов перед ней и не держится за свой кокон, как за спасательный круг в неглубоком бассейне. Не существует – и всё, понимаете? Это что-то вроде договора – если вы закроете глаза на то, как я немного, совсем чуть-чуть приукрашиваю, вы увидите нечто настоящее. Пробовали, разумеется, многие, но часто или обманывали, или так увлекались собой и своими выдумками, что попросту теряли то, ради чего всё затевалось. Абрахамсон же слово держит – и рассказанные им истории великолепны, но они не состоялись бы, не будь в них доли кукольности, игрушечности.

Так что, ради всего святого, просто найдите для себя пару объяснений по ходу фильма – и получите сильнейшую историю матери и сына, не по годам рассудительного и дальновидного. Злость и радость, надежда и отчаяние, жертвенность и самоедство, помноженные на ситуацию замкнутости, последующего освобождения и некоего даже бессилия перед миром – «Комната», и об этом не стыдно сказать ещё раз, фильм невероятно эмоциональный. Персонажи страдают, орут друг на друга и говорят порой страшные вещи. «Я ненавижу тебя», – прокричит однажды Джек (Джейкоб Тремблэ) в лицо матери, однако пройдёт немного времени – и вот он уже лежит с ней в обнимку. «Не могу жить здесь», – обронит главная героиня Джой (Бри Ларсон) дома уже у своей матери, однако совсем скоро вернётся на родной порог.

Что, впрочем, не является умолчанием или игнорированием проблем, а потому и не требует никаких решений. Просто есть один большой кошмар. И есть всё остальное – эмоциональные всплески, которым не следует уделять внимания, сущие мелочи, коим суждено быть разрешёнными небольшим количеством времени. Чувства героев картины понять, с одной стороны, сложно – навряд ли нам, селф-мейд-меланхоликам, оправдывающим унылое настроение цитатой из советского классика, ну, той самой, про «невыходиизкомнаты», в своей жизни доведётся испытать опыт хотя бы отдалённо схожий с опытом героев фильма. Однако именно поэтому, как ни странно, «Комната» такая близкая, понятная и трогательная.