Своя толстовка

Тянет пошутить, мол, Ной Баумбах – это если вы совершенно случайно пропустили то, чем в последние полвека занимался Вуди Аллен. Но правды в этой шутке не так много, как кажется. Ведь на Аллене свет клином не сошёлся, а его картины, даже самые удачные и замечательные, всё же слегка о других людях, других проблемах и вообще – о другом. Мы любим называть хорошие старые картины универсальными или, ещё пафоснее, вневременными, кивать на их актуальность, год от года якобы не уменьшающуюся. Но ведь они не о том, что нам нужно. Не о нас.

У нас практически нет внятных фильмов о нас самих. О наших представлениях и иллюзиях, прорывах и ошибках, о том, что мы знаем о мире или думаем, что знаем. Есть вагон замечательных историй о наших бабушках и дедушках, мамах и папах, которые раз за разом мы пытаемся примерить на себя. И они вроде как по размеру, и да, ещё не изношенные, не порванные, сделанные хорошо, на совесть. Мы можем присвоить их, чем частенько и занимаемся. Но нам нужны собственные истории. И «Госпожа Америка» – кажется, именно из таких.

Это не слепок сегодняшнего дня, это и есть сегодняшний день. Не потому, что на экране мелькает «Гугл» – но потому, что героиня Лолы Кёрк пытается продлить с его помощью случившийся приступ вдохновения. Не потому, что всё может полететь к чертям из-за одной случайно выложенной кем-то фотографии в социальной сети – а потому, что теперь всё может полететь к чертям ещё быстрее и веселее, чем ты можешь себе это представить. Потому что можно долго мечтать о своём очаге – но в одну секунду отказаться от его создания. Потому что теперь каждый второй смотрит тебе прямо в душу и задаёт неудобные вопросы.

Потому что уже и не поймёшь, быть вечным костром для тысячи спичек – это счастье всей жизни или диагноз, хотя и в том, и в другом случае чёрт его знает, как с этим жить. Не то чтобы мир, конечно, за каких-нибудь пару десятков лет стал совершенно иным. Мало ли в том же двадцатом веке было неприкаянных и тех, кто их идеализирует? Мало ли было тех, кто испытывает чуть ли не панику от всего, что с ним происходит, но пытается не подавать виду? Но, с другой стороны, были ли они так же счастливы и несчастны в своем положении? Боялись и не боялись ли одновременно признаться себе в нём? Было ли у них столько способов убежать от реальности, при этом оставаясь её заложниками? Было ли столько иллюзий – и таких качественных?

Ной Баумбах над этими вопросами не сидит и не корпеет, иначе «Госпожа Америка» была бы совершенно ничем не примечательна. Он лишь чувствует, что вот прямо сейчас мир уже не тот, что буквально недавно. Сдвинулись акценты, поменялись детали, появились новые обстоятельства. И всё, что он может здесь сделать – это постараться запечатлеть сегодняшний день именно сегодня. Потому что завтра сегодня будет уже вчера, а это значит, что момент уйдёт. Да и вообще: кто знает, каким сегодня будет завтра? Может, там будет что-то невероятное, а мы ещё со вчерашним днём возимся. Да и сами мы, может, другими людьми будем совершенно.

В «Госпоже Америке» режиссёр не скрывает иронии ко многим героям, но главным образом, разумеется, к героине Греты Гервиг. Для тех, кто помнит ту же «Милую Фрэнсис», где его симпатия, зачастую лишённая иронических посылов, была гораздо более тёплой и однозначной, такой дрифт – лучшее подтверждение тезиса «всё течёт, всё меняется», даже несмотря на то, что героини этих картин не идентичны. Кстати, забавно, что именно в разговоре об авторском отношении и сравнение с Вуди Алленом начинает казаться на удивление богатым и выпуклым. Сразу вспоминается «Манхэттен» с его лёгким подтруниванием над нью-йоркской богемой. Но ведь чем дальше, тем ещё забавнее: и вот уже некоторые параллели у «манхэттенской трилогии» с тремя последними фильмами Ноя находятся, и Грету Гервиг невольно сравниваешь с молодой Дайан Китон…

Аллену, однако, невзирая на скорострельность, нужно сначала немного посидеть и подумать, в то время как Баумбах куёт железо, пока оно горячо. Где-то ему по этой причине, может, недостаёт в глубине обобщений, но вот в том, что касается драйва и сиюминутности обычной жизни – здесь он кому хочешь даст фору. И потому Ной – не новый Вуди Аллен, но что-то вроде Вуди Аллена для ребят двадцать первого века, для новой молодёжи. Для того чтобы у всех этих несчастных была возможность ощутить то, что могли ощутить в семьдесят седьмом парни и девушки лет двадцати или тридцати, случайно заглянувшие в кино на рядовой сеанс «Энни Холл». За Баумбахом практически никакого шлейфа важности. Он снимает налегке и его невероятно легко смотреть – ибо это история сегодняшнего дня. Она, конечно, похожа на историю вчерашнего, и даже позавчерашнего дня – примерно так же, впрочем, как отцовская толстовка похожа на твою собственную.

Вердикт: Ной Баумбах окончательно расцвёл и – как бы глупо, пафосно или смешно это не прозвучало – снял один из главных фильмов 2015 года.

8	9	10