Перед апрельским дебютом мини-сериальной версии «Фарго» от FX, насмешки над программой за то, что её авторы осмелились адаптировать классический фильм, были почти повсеместными. Но когда первые серии быстро воссоздали тон фильма, рассказывая при этом собственную историю, эти подозрения быстро перетекли в похвалу критиков и преданность зрителей.
Все аплодисменты – заслуга сценариста Ноя Холи, ранее успевшего потрудиться сценаристом на «Костях», перед тем как создать «Необычного детектива» и «Моё поколение». И хотя его предыдущие сериалы были весьма амбициозными для коммерческого телевидения, они уж точно не намекали на то, что Холи может настолько комфортно чувствовать себя во вселенной братьев Коэнов, как он позднее продемонстрировал. The A.V. Club поговорил с Холи о процессе адаптации фильма, о том, что Средний Запад – это Сибирь с семейными ресторанами, и почему Молли так и не столкнулась лицом к лицу с Малво.
Автор: Тодд ВанДерВерфф (A.V. Club)
18 июня 2014 г.
Внимание! Детали сюжета всего сезона, включая его финал, обсуждаются в подробностях
– Когда вы начали работать над сериалом, насколько вы были знакомы с жизнью в маленьких городках Среднего Запада?
– Относительно плохо. Я провёл много времени в мелких городах Техаса, и там всё интересно устроено. Мои тамошние знакомые отличаются схожей невозмутимостью и очень «сухим» чувством юмора. В каком-то смысле, у меня не было задачи изображать Миннесоту такой, какая она в реальной жизни. Я должен был показать ту Миннесоту, которую изобразили в фильме Джоэл и Итан.
– Что в этом отношении вы взяли из фильма?
– Несколько вещей. Мне очень понравилось то, что людям очень трудно говорить друг с другом. Особенно Джерри Ландегаарду, который, по-моему, ни одного предложения не мог договорить до конца. Мне это показалось особенностью региона, где вежливость общества делает людей такими зажатыми и сдержанными, что, если говоришь повествовательными предложениями, рискуешь кого-то оскорбить. Поэтому он всегда останавливался, начинал заново и доходил до сути обходными путями. Писать такие реплики очень забавно. Другая особенность лютеранской Миннесоты, напоминающая творчество Гэррисона Киллора, в том, что никто никогда не вздумает кому-либо рассказать, что у него на душе, и никто не рискнёт оскорбить ближнего, спросив, что тот чувствует. Все эмоции любого мгновения вынуждены превратиться в подтекст, что мне также кажется очень интересным. Наконец, этот регион очень хорошо сочетается с коэновским отсутствием мелодрамы, поэтому, как только уберёшь все эти вещи, получишь «Фарго».
– Когда вы начинали работу, вы знали, что вся история уместится в одном сезоне. Как вы планировали его структуру? Было ли у вас примерное представление о том, к чему всё идёт?
– Всё было тщательно спланировано. Чтобы представить сериал на FX, кажется, у меня был 20-страничный документ-презентация. Я пришёл с картой региона, рассказал им о своём понимании фильма и мировоззрения Коэнов, а также как, на мой взгляд, всё это можно перенести на телевидение. Но они хотели получить сериал, а я сказал: «По-моему, сериал из этого не получится». И я всё ещё не думаю, что здесь бы вышел сериал, потому что фильм заканчивается так, как заканчивается, то есть Мардж ложится спать, она на восьмом месяце беременности, Норм добился 3-центовой марки, а она закончила самое страшное расследование своей жизни. И при этом знаешь, что завтра будет обычный день. Я подумал, что если мы будем делать «продолжение приключений», это будет неискренне. По-моему, приятно покинуть фильм, думая, что наградой для этой благородной женщины за встречу со злом было то, что она смогла вернуться к своей приличной жизни, и от этого мир кажется чуть лучше.
В общем, у меня был 20-страничный документ-презентация, и я написал сценарий первой серии. Затем у меня попросили план на сезон, который я им дал и который занимал страниц пять или шесть. Затем они сразу заказали весь сезон, и я сказал, что я охотно напишу все сценарии, потому что времени хватает. До подготовки к съёмкам оставалось месяцев шесть-семь. Я сказал: «Посадите со мной в одной комнате четырёх сценаристов, чтобы мы спланировали остальные девять серий», что мы и сделали. Мы всё расписали. Мы знали в мельчайших подробностях, какой будет каждая серия и как всё в итоге свяжется воедино, после чего я отправил руководству канала 115-страничный план. Они пригласили меня на трёхчасовой разговор, и я было подумал, учитывая мой опыт на телевидении, превративший меня в побитую жену, что им не понравилось ни слова из написанного. Но дело было в том, что я им написал 115 страниц, и они хотели проявить уважение, поговорив обо всём в подробностях. После разговора я внёс пару поправок, а затем отправился писать. Я им давал по два-три сценария за раз, поэтому не приходилось работать рывками, а затем мы приступили к съёмкам.
– У сезона поразительно хорошая структура. Почти всё сходится, а то, что нет, – это интригующие вопросы без ответов, которые интересно оставить таковыми. С какими трудностями вы столкнулись, когда придумывали такую структуру?
– В начале каждой серии написано «Это правдивая история», что, конечно же, не так. Но когда ты говоришь, что что-то является правдой, тебе это позволяет рассказать историю иначе. Ты не обязан следовать пути героя в духе Джозефа Кэмпбелла. Более того, если ты это сделаешь, это не будет казаться настоящим. На первом собрании с FX я сказал: «Нам нужно решить, что будет нашим Майком Янагитой» – тем парнем из школы, который внезапно звонит Мардж и оказывается безумцем, а ты сидишь и думаешь: «Почему это попало в фильм?». Но в фильме это есть, по-моему, из-за того, что это одна из тех деталей, о которых думаешь: «Ну, они бы не включили это в фильм, если бы это не произошло на самом деле. Оно же тут ни при чём». И в этом заключалась наша задача: с одной стороны, какими будут эти отступления, эти сцены или моменты, которые могут быть здесь только из-за того, что они произошли в реальности, иначе у нас бы не было причин их показывать в сериале?
С другой стороны, были наши герои – иным словом их трудно описать – Молли и Гас. В традиционном телесериале или фильме герой всегда должен быть в самой гуще событий. Но в реальности, в конце фильма «Фарго», когда Билла Мейси арестовывают, Мардж нет поблизости, потому что это в другой юрисдикции, и её бы там не было. Я взял это за основу. Поэтому были вопросы вроде такого: хорошо, Гас собирается арестовать Малво в четвёртой серии, он позвонит Молли и скажет ей приехать, но, конечно же, её не пускают, потому что поедет её начальник. Ты хочешь получить сцену между Молли и Малво, но ты её не получаешь. Затем, конечно, нужно, чтобы Молли занималась чем-то не менее интересным в своей линии сюжета, потому что нельзя не рассказать историю о ней. Или в шестой серии: Гас и Молли просто едут и пьют кофе, пока Малво подставляет Дона Чампа, завершая этот сюжет, а Ставрос закапывает деньги. И только в самом конце эти истории пересекаются с линией Гаса и Молли. Вот такие вещи представляли трудности — как придать чему-то тщательно спланированному ощущение хаотичности.
– Кстати о Молли. Кажется, есть немало невысказанных мыслей о том, как никто не относится серьёзно к ней и её идеям, потому что она женщина. Насколько вы осознавали, что вводите в сюжет критику такого отношения?
– Для меня это не было мотивом. Думаю, в случае с Биллом, дело было не столько в том, кем является Молли, сколько в том, кем является Билл. Возможно, поначалу думаешь, что он комический персонаж, но в течение 10 серий понимаешь, что на самом деле он просто упёрся. Билл – приличный человек, который не хочет жить в мире, где его друг по школе может быть способен на убийство, и он прилагает огромные усилия, чтобы это отрицать. Это приносит много хлопот Молли, которая, разумеется, пытается вести расследование. Я надеюсь, что к концу зритель испытывает гораздо больше симпатий к Биллу, чем он мог бы ожидать, и понимает, что он просто не подходит для этой работы и этого мира. Поэтому он не был против Молли, потому что она женщина. И я не думаю, что Ки и Пил… То есть, бывают такие моменты в работе правоохранительных органов, когда видишь фамилию и сразу предполагаешь, что это мужчина. Но для меня это не было такой уж большой частью процесса.
– Одна из идей, которая часто встречается в сериале – это предвзятое отношение. Вроде того, как Билл не может подумать, что Лестер – убийца, потому что он его знает со школьной скамьи. Что для этого послужило источником?
– На самом деле, это наше самое большое препятствие. Говорят, никто не верит в то, что видит. Все видят то, во что верят. По-моему, на этом основывалась немалая часть действий Малво – понять, кто эти люди, что для них важно и в чём их слабости – а это во многом связано с их предрассудками. Понять, что у Ставроса есть тайна, связанная с деньгами и богом, а затем сыграть на этом – это способ подорвать ситуацию. А что касается Гаса, у него был предрассудок, что, когда он арестует Малво, Малво последует правилам и будет вести себя как преступник – его будут допрашивать, и он либо сознается, либо потребует адвоката. Но ни за что на свете он не ожидал, что тот обставит систему. Он был шокирован и даже оскорблён тем, что этот мужик, который, разумеется, является ужасным убийцей, оказывается ещё и обманщиком. Для меня это было очень интересно.
– Мы так и не получили сцену, в которой Молли сталкивается или хотя бы говорит с Малво. Она один раз видит его в метели, а затем видит его труп. Почему вы приняли такое решение?
– Не знаю. Наверное, мне это просто показалось смешным. Это может злить, но как бы то ни было, она говорит в десятой серии: «Такой человек, возможно, и не человек вовсе». Малво остаётся некой стихийной силой и воплощением зла или, как говорит её отец, дикости. Наверное, я просто увидел нечто близкое к жизни в том, что она гонится за этим призраком десять серий, а в момент, когда она его видит, он уже мёртв. Фильм прекрасно это показал в моменте с Петером Стормаре и Мардж – «Вот ты здесь, а день сегодня такой красивый». Уверен, если бы я написал эту сцену, я бы что-нибудь туда добавил, но в ней чувствовалось, что она преследовала своего «белого кита». Просто она его не поймала.
– Есть моменты, в которых вы напрямую цитируете фильм, иногда даже в диалогах, а есть места, где вы уходите от него. Что было важнее в вашем подходе?
– Отношения с аудиторией, у которой есть ожидания, очень интересны. То есть, как рассказчик ты можешь либо следовать этим ожиданиям, либо использовать их против зрителя. Думаю, я сделал и то, и другое. Кажется, есть момент в больничной палате, когда Молли говорит: «И вот ты здесь. А я уверена, у тебя где-то есть отец». Момент почти такой же, как и в фильме, и кажется, что у любого приличного полицейского из маленького городка бывают такие моменты с закоренелыми преступниками – фундаментальное непонимание того, почему человек идёт на нечто подобное и как можно так поступить.
Есть отличная книга Рона Розенбаума под названием «Объяснить Гитлера», которая содержит различные теории о том, как Гитлер стал Гитлером, и почему он был таким. Одна из тем, поднимаемых под конец книги, – идея о том, что объяснить – значит оправдать, а пытаться понять действия чудовища само по себе чудовищно. Думаю, для многих добродушных людей мысль о том, чтобы стать на место монстра, чтобы понять, почему он так поступает, очень страшна. Так что это было вопросом следования ожиданиям. Затем мы совершили скачок на год вперёд и показали, что Молли беременна, и в тот момент зритель подумал: «Постойте-ка, теперь это точно так же, как в фильме». Теперь у них складываются ожидания. Когда в десятой серии Гас говорит ей, чтобы она оставалась на месте, но она не может, а он забирает её ключи, идёт к машине и едет к Лестеру, мы ожидаем, что произойдут определённые события. Поэтому к моменту, когда этого не происходит, и события становятся непредсказуемыми, ты подходишь со сформировавшимся представлением. И моменты, когда ты можешь удивить зрителей… Эти моменты – самые приятные – когда ты чего-то не ожидал, но произошло нечто глубокое, интересное и захватывающее.
– Вы говорили, что эта история посвящена борьбе лучшего, что есть в людях, против худшего, на что они способны. Каким вы видели раскрытие этой темы в рамках вашей истории?
– Не хочу снова обращаться ко Второй мировой, но я об этом говорил так: в те времена Америка была совсем другой, а в мире появилось реальное зло. Я бы хотел думать, что американцы бросили свои орала, взялись за ружья и отправились воевать. Они это сделали для того, чтобы по возвращении бросить ружья и снова взяться за орала, и конец фильма это иллюстрирует, как я уже говорил. Мардж возвращается к своей обычной жизни. А мы, в современную эпоху телевидения, привыкли к тому, что полицейские должны стать измученными охотниками на демонов, которые борются со всей болью и злом на свете, чтобы нам не пришлось это делать. А эта история не такая. Это история о человеке со здравым смыслом и хорошими ценностями, который сталкивается с настоящим злом, а затем живёт своей жизнью дальше. Вот с этим элементом мне было интереснее всего поиграть. Исследуя трусость Гаса, в которой я никогда не видел ничего зазорного, можно понять, что он просто боится как за себя, так и за свою дочь, которая может остаться одна… Мне казалось, что исследование этой темы сможет его очеловечить. Это мне тоже кажется отличным качеством.
– Малво – поразительный персонаж, но в финале мы видим, что он оказывается скорее просто человеком, чем некой сверхъестественной силой. Как вы пришли к такой необычной интерпретации архетипа ужасного убийцы?
– Мне очень хотелось не изображать стандартного и приевшегося психопата-убийцу. Он не серийный убийца. У него иная мотивация, что мне показалось очень интересным. Его просто интересует мысль о том, чтобы взять цивилизованного человека и превратить его в животное. До какого предела можно довести человека? И интересно то, что такой подход превращал его в анархичную фигуру, которой одинаково интересно посмотреть, удастся ли заставить работника помочиться в бак машины своего начальника, или удастся ли ему самому безнаказанно шантажировать человека на миллион долларов. Он ни за что не упустит возможность кому-то подпортить жизнь, что, на мой взгляд, делает его очень занятным персонажем. Обратная сторона ситуации – это когда берёшь такого героя и помещаешь его в такую среду – вежливое общество, в котором Лестер согнётся в три погибели, чтобы не обличить мужика, сломавшего ему нос. Насилие, которое он совершает над устоями общества, почти так же страшно, как реальное насилие с его стороны.
– Лестер – ещё один поразительный взгляд на то, каким может быть зло, но в его случае вы практически призываете зрителей симпатизировать и сочувствовать ему. Какую реакцию на него вы надеялись получить от аудитории?
– Думаю, мы оцениваем Лестера и Малво по-разному, потому что Малво – явный скорпион. Но когда мы впервые встречаем Лестера, он выглядит, как человек. Думаю, у нас формируются ожидания от него. Нам он кажется затюканным, находящимся не в своей тарелке, и всё вокруг ему не под силу. И он ломается, буквально, и убивает свою жену, после чего паникует. Но всё же он пытается выдать Малво за виновника, что является первым признаком того, что в его действиях есть определённая стратегия. В течение следующих нескольких серий он просто мечется, чтобы скрыться от преследователей. Он уклоняется от полиции, а затем внезапно в городе появляются те двое, и теперь надо скрываться от них. Только в шестой серии, когда он лежит в больнице, сбегает и подбрасывает пистолет, становится ясно, что ему недостаточно скрыться. И в момент, когда Малво говорит, что «Твоя проблема в том, что всю жизнь ты думаешь, что есть правила. А их нет», происходит заражение, буквально – Малво заражает Лестера этой идеей, и она его захватывает. К концу он превращается в человека, который абсолютно уверен, что цель оправдывает средства.
– В истории Лестера вы особенно ярко обыгрываете тропы кабельных драм об антигероях. Как вы относитесь к этим сериалам и насколько осознанно вы играли с этими тропами, в частности вводя их в мир «Фарго»-фильма?
– Меня всегда привлекали ансамбли с множеством активных элементов и их сложное взаимодействие. Думаю, у Коэнов есть схожий интерес, и это сходство взглядов пошло мне на пользу. Когда делаешь 10-часовой фильм, а не 2-часовой, нужно больше деталей. Нужно больше сюжета. Нам было нужно, чтобы Ренч и Намберс прибыли в город, чтобы надавить на Лестера и расшевелить его, и нам было нужно, чтобы в итоге они столкнулись с Малво. По моей первой задумке, Ренч и Намберс отправляли Малво обратно в Бемиджи на встречу с Лестером, потому что Лестер его выдал, но мы решили развить историю иным способом. Вместо этого мы совершили прыжок на год вперёд и показали ситуацию в Вегасе.
Думаю, когда рассказываешь взятую из жизни историю, которая на самом деле вымышлена, то все клише и тропы нужно избегать, и как только ты создашь нечто непредсказуемое, люди отвлекутся от своего планшета или телефона, или любого другого занятия во время просмотра. Зрители на сегодняшний день стали настолько умными, что могут с одного взгляда на персонажа понять: «Так, он умрёт, а эти переспят друг с другом». Когда происходит иначе, тогда люди начинают по-настоящему уделять тебе внимание.
– На первых порах многие особенно волновались, что Малво и Лестеру всё так и будет сходить с рук и никто их не накажет. На ваш взгляд, как долго можно было развивать эту идею?
– Не могу сказать, что я смотрел на ситуацию в таком разрезе. Вчера меня спросили о том, рассматривал ли я вариант закончить сезон на более мрачной ноте, и на самом деле мне в голову это не приходило, потому что меня наняли адаптировать фильм, а фильм заканчивается так, как заканчивается. Поэтому у меня всегда было чувство, что добро победит зло, но в то же время я не хотел, чтобы зрители знали наверняка, что так произойдёт. Был момент после шестой серии, когда поступали отзывы о том, что сериал стал слишком мрачным и жестоким, и мы начали волноваться, что в этой тьме свет уже не пробьётся. И, конечно же, до этой точки нужно дойти, чтобы победа добра по-настоящему имела значение. Нужно зайти в самую гущу тьмы. Опять-таки, главное – понимать, как твоё творение повлияет на людей, и грамотно использовать это.
– Есть много персонажей, которые являются зеркальными отражениями друг друга, и которые вместе обеспечивают равновесие в общей картине. Как вы работали с этим аспектом, создавая этот мир и его правила, и с тем, как они отражают персонажей из фильма?
– Это интересно. На FX мне сказали: «Мы хотим сделать сериал по фильму и нам интересно, можно ли это сделать без Мардж», что означало любого из героев фильма, и в то же время значило: «Можешь ли ты дать нам фильм Братьев Коэнов?». Это захватывающая задача, и для меня это было примерно как увидеть картину с панорамой города, а затем получить задание нарисовать её заново, не используя какие-либо из зданий. Поэтому целью было создать что-то, вызывающее те же чувства, что и просмотр фильма, и отчасти это основывалось на сходствах. Мы начинаем со страхового агента вместо продавца машин, и он кажется примерно таким же человеком – объектом насмешек всех, включая свою жену. Но тогда возникают ожидания от того, каким будет его путь, а он в итоге оказался совсем не таким, как путь Джерри.
Также я знал, что если я введу Молли в сюжет в должности начальницы полиции, все сразу же начнут проводить параллели. Эллисон [Толман] поразительна, но Фрэнсис МакДорманд получила «Оскар», и её работа стала объектом культа. Поэтому я немного сжульничал и создал персонажа Верна. Я дал ему беременную жену, чтобы зритель сказал: «Ага, я понял, что он делает. Он их поменял местами, так что теперь у него беременная жена». Затем, конечно, я по-тихому ввёл Молли в качестве подручной. Ни за что не подумаешь, что она станет Героем сериала, а затем Верна убивают и Молли берётся за дело. Надеюсь, так как вы не стали сразу её сравнивать с Мардж, вы не станете загонять Эллисон в рамки и дадите ей быть собой.
– Вы интересно изобразили Гаса и Лу как очень похожих друг на друга людей, и это многое говорит об отношениях Молли с обоими из них. Как вы пришли к этой идее?
– Мне тоже нравится эта параллель. Оба являются отцами-одиночками, у которых есть дочери. Думаю, в плане сюжета благодаря этому «выстрелил» момент, когда Гас приезжает и говорит: «Я отпустил Малво», а Молли спрашивает: «Почему?», а затем подходит Грета и спрашивает: «У тебя есть доллар для торгового автомата?». И Молли мгновенно понимает, почему он так поступил. Я это сделал ради этого момента, но этот ход хорошо сработал в целом. Отцы-одиночки – её слабое место, по-моему, поэтому её привлёк такой явно хороший и приличный парень, как Лу… мне нравятся эти параллели. Первоначально, кажется, в конце седьмой серии, когда Лу везёт Молли домой из больницы, у нас была ещё одна сцена, в которой Гас вёз Грету домой, а мы показывали эти моменты параллельно. Это не вошло в окончательную версию, но мне нравится, что мы создали такие отношения. Мне нравится то, что эти две полусемьи объединились, чтобы стать единым целым.
– Некоторые персонажи, такие как Ставрос и Ренч, покидают сериал почти сразу по завершении своих историй. Это также было сделано в попытках поддержания иллюзии «реального» вымышленного сюжета?
– Сцена в больнице между Малво и Ренчем – один из немногих моментов, которые я добавил, и которых не было в моём первом плане сюжета. Я это сделал отчасти из-за того, что мне очень понравился Расселл [Гарвард]. Мне понравился его образ. Мне понравилась идея того, что Малво относится к нему с уважением – эти парни подобрались к нему ближе всех, и ему это интересно. Его в жизни уже мало что удивляет. Но также я знал, что, когда он отдаёт Расселлу ключ от наручников, зрители будут ожидать, что он вернётся в последних двух сериях и сыграет важную роль в развязке. Само по себе это неплохо – создать ожидания и напряжение, чтобы зритель не знал, что произойдёт. В случае со Ставросом мы сняли сцену, которая должна была войти в седьмую серию, но в итоге она показалась нам ненужной. Не возникало чувства, что она продвигает историю Ставроса. Казалось, что она только затормаживает серию, поэтому мы её вырезали.
– Почему вы решили ввести в сериал Баджа и Пеппера на такой относительно поздней стадии?
– История Ренча и Намберса завершается за шесть-семь серий, и затем мы переходим к развязке. Но при этом у нас осталось чувство, что нужен ещё один элемент, особенно с учётом запланированного скачка во времени, и того, что Билл практически списал Молли со счетов, и расследование было закрыто. Идея с привлечением кого-то с достаточными полномочиями для повторного открытия дела и утверждения её правоты была очень привлекательной. Затем, зная, что мы хотим устроить резню в штаб-квартире синдиката в Фарго, усадить агентов ФБР на улице мне казалось смешным, а затем тот лимб, в который их отправляют, где они живут как этакие Розенкрантц и Гильденштерн… Это не большая история, но мне нравилось, что они есть. Мне кажется, нам удалось органично связать воедино все элементы.
– История началась в первой серии лишь с четырьмя основными персонажами, а затем разрослась. Но в финале она снова сократилась до этих четверых. Как вы вернули всё к тому состоянию, где значение имеют только Молли, Малво, Лестер и Гас?
– В смысле, кроме того, что всех остальных поубивали?
– (смеётся) Да, кроме этого. Вы затянули всех обратно в Бемиджи, а это не обязательно ожидаемый ход.
– Когда люди с канала попросили меня написать план сюжета после того, как я написал сценарий первой серии, я представил сезон в виде круга. Целью было привести Малво туда, откуда он начинал, так что это всегда было конечной точкой. Я думал, что при просмотре первой серии зрители будут предполагать, что весь сезон будет посвящён Лестеру и Малво, уезду Малво из города и тому, что будет вследствие этого. Приплюсовываем идею того, что, благодаря нашей славной американской системе автотрасс, он просто проносится мимо, движется к следующей точке. Мне нравится, что история расходится, как пыльца, разносимая ветром, но в какой момент что-то должно привести Малво назад. Единственное, чего он никак не ожидал, – это что Лестер так сильно изменился.
– Почему у Гаса не возникает проблем из-за того, что он застрелил Малво?
– Думаю, в мировоззрении маленького городка есть такая деталь: бешеную собаку никто не спутает с нормальной. Все знают, что это было самообороной, несмотря на то, был Малво вооружён, или нет. Этого человека разыскивала полиция, и он был смертельно опасен. И я думаю, что Гас был в хороших отношениях с полицией, поэтому никто бы не стал к нему цепляться.
– Как к вам в голову пришёл образ волка?
– Во всём сезоне фигурируют животные. Всё-таки мы сбрасывали рыбу с небес. Был момент, где мне особенно понравилось, как всё получилось – когда Малво ранен и сидит на диване. Он смотрит в окно, видит волка и понимает, что он больше не хищник. Теперь он стал добычей. И в этот момент Гас выходит из тени, а у Малво на лице улыбка. Кажется, Джоэл и Итан назвали этот регион «Сибирью с семейными ресторанами», и этот образ мне кажется очень сильным. Эти люди живут посреди дикой местности, где можно замёрзнуть насмерть на автостоянке, и они ездят из универмага домой, думая, что живут в цивилизованном мире, а на самом-то деле нет. Малво – воплощение того, что происходит, когда цивилизованный человек надевает унты и идёт в дикую местность. Лестер был этим цивилизованным человеком, а Малво – тем, что он оттуда принёс.
– Когда вы смотрите на весь сезон, какие моменты вам нравятся больше всех?
– Должен сказать, мне понравилась сцена с притчей, которую мы сняли. Вот один из тех моментов, о которых думают: «Почему это здесь?». Эта история и её тема – где провести черту, насколько жертвовать собой – занимают центральное место в развитии Молли и Гаса, и мне очень понравилось, что она появилась из ниоткуда в духе «Серьёзного человека». Я в восторге от того, как всё получилось.
Серия с метелью была очень трудной, несомненно. Сомневаюсь, что я ещё когда-либо буду писать серии с метелью, но, по-моему, получилось прекрасно. Мне удалось каким-то чудом собрать этих актёров вместе, среди которых, по-моему, не было ни одной фальшивой ноты. Нет ни одной сцены, которую я бы не пересматривал снова и снова с удовольствием, а это редкость. Но мы взялись работать на уровне художественного кино, и я считаю, что нам это удалось.
– Надеетесь ли вы поработать над следующей версией этой истории, или вы согласны, чтобы этот вариант был единственным?
– Я доволен тем, что вышло. Я бы без проблем всё бросил и ушёл на покой. Но при этом я очень люблю рассказывать истории в таком тоне, в этом регионе. В итоге всё сводится к тому, что есть канал и студия, с которыми я работаю, и которые верят, что моё представление о лучшем, на что я способен, – это действительно лучшее, что я могу сделать. Не представляете, как это приятно – сказать, что мы будет бросать рыбу с неба, или снимем сцену с притчей, или покажем сцену ультранасилия, а затем будет комедия, а все просто… Просто в восторге. У меня такое чувство, будто я всех загипнотизировал и в любой момент эффект может пройти.
