В январе исполняется шестьдесят лет со дня выхода на экраны «Трона в крови» Акиры Куросавы, блистательно перенесённой на экран пьесы Уильяма Шекспира «Макбет». Достойный повод вспомнить о классике японского и мирового кинематографа.
Акира Куросава любил повторять, что «вырос на серьёзной и глубокой базе японской культуры (искусство, литература, театр – в первую очередь театр Но)». Японская традиция пронизывает всё творчество Куросавы, и «Трон в крови» – не исключение. Действие «Макбета» Куросавы перенесено в средневековую Японию, так называемый период Сэнгоку (то есть Эпоху воюющих провинций), раздираемый смутой, феодальной раздробленностью и многочисленными междоусобицами за власть сёгуна. Главный герой – самурай Васидзу Такэтоки – решает занять место своего сюзерена, захватив его замок.
Изменение локальных и временных условий повлекло за собой изменения в образной системе и смысловых акцентах. Так, шекспировский Макбет – предводитель шотландского войска и ближайший сподвижник короля Дункана, который ведёт непрерывные войны с Норвегией и Ирландией, защищая внешние границы своей страны. У Куросавы самурай Васидзу – всего лишь рядовой японский воин, пытающийся подавить мятеж одного из местных феодалов.
Трагедия Макбета – в неуёмном честолюбии и жажде власти его самого и леди Макбет, толкающих супругов на преступление и предательство. Трагедия Васидзу – не только в неуёмных амбициях самурая и его жены, то есть внутренних противоречиях, но и в нарушении главного кодекса самураев Бусидо, один из постулатов которого говорит о беспрекословном подчинении самурая своему господину.
Сценография «Трона в крови» также была призвана соответствовать стилю самурайской эпохи, вобрав в себя формы классического японского драматического театра Но. И дело не только в том, что Куросава хотел отдать дань японской драматической традиции, а в точном выборе театрального жанра для своего фильма. Из всех видов японского театра (наравне с Кабуки, Бунраку, Кёген) именно Но соответствовал заданному Куросавой периоду XV-XVII вв., когда этому виду театрального искусства была отведена специальная роль при сёгунском дворе как официальному придворному театру правящего класса.
Традиционный атрибут японского театра Но – маски, каждая из которых соответствует определённому характеру. Так, Тосиро Мифунэ, ведущий актёр Акиры Куросавы и исполнитель роли Васидзу/Макбета, носит маску воина «Хейда» – сердитое лицо с бешеными раскосыми глазами. Исудзу Ямада, играющая Асадзи/леди Макбет, носит маску «Сакуми» – по словам самого Куросавы, это «маска уже немолодой красавицы, представляющая облик женщины, близкой к безумию».
При всей универсальности своего языка, театр Но требует от актёров полной самоотдачи. Перед съёмками «Трона в крови» Тосиро Мифунэ провёл много времени, изучая мимику, манеру двигаться и композицию сцены Но, известного жёсткими рамками и чёткой пластической структурой. Впрочем, актёру было не привыкать к сложным задачам, поставленным Куросавой. В «Расёмоне» (1950) его герой, разбойник Тадзёмару, должен был двигаться как настоящий хищник. Для этого актёру пришлось досконально изучить повадки льва, дабы точно изобразить лесного зверя.
Ритмика фильма также подчинена законам Но. «Трон в крови» отличают ёмкие диалоги и упрощённые декорации. Эффект «свободных комнат» нужен для наиболее полного развёртывания действия, сопровождающегося резкими пластическими выпадами персонажей. Вот мы видим статичного и спокойного Васидзу, который через секунду начинает в ярости рубить воздух, увидев призрак Мики/Банко. Так, гнетущая тишина леса сменяется безумным демоническим криком, а застывшая фигура Асадзи/леди Макбет начинает вертеться в странном ритуальном танце.
Таким образом, в «Троне в крови» Но предстаёт во всём своём пластическо-ритуальном великолепии. Эффект, который намеренно добивался Куросава. По словам режиссёра, «ошибочно думать, что Но статичен, Но включает также ужасающе неистовые движения, которые настолько неистовы, что можно только удивляться, как человеку удаётся двигаться настолько яростно». «Ярость» – ключевое слово, отличающее не только театр Но, но и «Макбета» Шекспира. И здесь «Трон в крови» Куросавы полностью следует за шекспировским текстом, который гласит: «Жизнь – это тень ходячая, жалкий актёр, / Который только час паясничает на сцене, / Чтобы потом исчезнуть без следа; это рассказ, / Рассказанный кретином, полный шума и ярости, / Но ничего не значащий».
И в «Троне в крови» шекспировская тень обретает плоть, которая оказывается столь же туманна, как и быстротечная человеческая жизнь, несущая только шум и ярость. По словам кинокритика Майкла Джека, «погода в фильмах Куросавы никогда не бывает случайной». Фильм открывается сценой вязкого тумана, покрывающего пустынные холмы и горы, а закадровые голоса предупреждают о грядущем зле, которое поглотит героя («Кто начал злом, тот и погрязнет в нём»). Постепенно туман (и таящееся в нём призрачное зло) рассеивается и становится виден мрачный обелиск с надписью: «Здесь был Замок Паутины». Далее туман сгущается и вновь рассеивается, показывая величественный и могучий Замок времён своего расцвета.
Именно Замок (с большой буквы), проступающий сквозь холодный и безжизненный туман и есть главное действующее лицо «Трона в крови». Оригинальное название фильма – «Кумоносу Дзё», то есть «Замок Паутины». Тот самый Замок сюзерена, который становится причиной падения Васидзу. В кодексе Бусидо есть один постулат: «Во время сна самураю не следует ложиться ногами в сторону резиденции сюзерена». Это значит, что абсолютная верность самурая заключается также в полной невозможности даже смотреть в сторону замка своего господина (в этом правиле кроется строгое предостережение всем самураям, жаждущим власти). Васидзу нарушает установленный порядок, решив убить князя Цудзуки/Дункана, и занять его главную резиденцию – Замок Паука.
На первый взгляд, конфликт предельно ясен (мотив преступления и наказания), но Куросава выстраивает картину так, что скрытые смыслы начинают проступать сквозь непроходимый туман по мере развития действия. В начале фильма Васидзу и Мики является лесной демон, предсказывающий их судьбы. Васидзу возвращается домой и, подстрекаемый женой Асадзи, решается на преступление. Если в шекспировском «Макбете» главный «трофей» Макбета – корона Шотландии, то в «Троне» – Замок господина. Вернее, Замок Паука, в чьи сети попадает главный герой. Для Куросавы Замок Паука, за который идёт сражение, – символ ловушки, в которую с лёгкостью попадают слабые духом герои. Паук двуличен по своей природе: он плетёт красивую паутину только затем, чтобы убить того, кто в неё попадёт.
Замок Паука с его упорядоченной геометрией дворцовых покоев – и есть воплощённый рок, несущий смерть и разрушение. Он восстаёт из тумана, и иногда кажется, что Замок порождён тенями злодейской человеческой природы. На стенах Замка несмываемые следы крови его предыдущих жертв. Нынешний господин захватил замок, убив предыдущего, предыдущий поступил также со своим сюзереном, и так до бесконечности. Васидзу – всего лишь один из череды глупых будущих властителей Замка, которых ждёт неминуемая расплата и гибель.
Замок, словно паучьей сетью, окружён лесным лабиринтом, проклятым лесом, созданным самой природой. Здесь Куросава решается на свою трактовку шекспировской символики. Если у Шекспира Бирнамский лес – это символ природного возмездия над Макбетом, то у Куросавы Кумотэ (Лес Паука) – порождение злой силы, изначально враждебной человеку. Кажется, что, попав в Лес Паука, Васидзу поддаётся его злым чарам и становится его орудием. Но орудием ли? Ключевой «лесной» эпизод «Трона в крови» – это встреча Васидзу и Мики с лесным демоном, седым старцем, склонившимся над ткацким станком.
Плетение (пленение) – один из важных символов «Трона». Образ демона – это отсылка к мифическим мойрам, богиням судьбы, плетущим нити человеческих судеб (подобно пауку, плетущему свою паутину). Таким образом, демон Куросавы далёк от макбетовских ведьм, несущих зло сами по себе. Он всего лишь беспристрастный и бесплотный предсказатель. В этом мотиве и кроется основное отличие «Трона в крови» от первоисточника. Если душа Макбета отмирает постепенно под воздействием внешних сил и обстоятельств, то у Куросавы человек, изначально несущий в себе печать зла, становится его рабом, и никакие силы извне не способны сделать его злым или добрым. Не Васидзу становится орудием «злого» Леса, а Лес чувствует зло в Васидзу. Скрюченные, сплетённые в беспорядке стволы деревьев, яростные крики в непроглядной лесной тьме и вездесущий туман – это мятущаяся душа Васидзу, нашедшая своё отражение в Лесу Паука.
Другая предательская сторона Васидзу – его жена Асадзи/леди Макбет. Если Васидзу до последнего сомневается в правильности своего выбора, то Асадзи и есть то самое воплощённое зло, паучье порождение. Её лицо – это посмертная маска, неспособная сопереживать и чувствовать. Образ Асадзи оказывается гораздо более зловещим, чем её книжный прототип леди Макбет. Асадзи толкает мужа на преступление, прикрываясь грозящей Васидзу опасностью: «У тебя только два выхода: сидеть здесь и ждать, бездействуя, своей гибели или же убить властителя и овладеть Замком Паутины». Лишённая простых человеческих чувств и качеств, Асадзи видит своё будущее в возвышении. Насмешка судьбы в том, что у Асадзи нет будущего в прямом смысле, её жизнь заканчивается безумным тупиком, из которого выхода нет – так же, как нет выхода из паучьей сети.
В «Макбете» три ведьмы произносят следующее: «Добро есть зло, зло есть добро». Макбет решается убить Дункана, прикрываясь предсказанием и будущим благом Шотландии. Для Макбета и его жены стремление возвыситься проистекает из осознания, что они этого достойны по праву рождения. Следуя этой логике, в любом поступке есть «доброе» и «злое» начало. Свергнуть слабого старого властелина – это «хорошо», нарушить при этом заповедь – «плохо». Человек слаб по своей природе, его стоит только пожалеть и извлечь урок из его ошибок.
Куросава гораздо беспощаднее Шекспира во взгляде на человеческую природу. Решившись на сделку с совестью, человек делает шаг к пропасти, один компромисс порождает другой. Зло не может прикрываться добром, зло необратимо, и выход один – падение в бездну. Раз нарушив самурайский порядок, Васидзу оказывается в такой же предательской ситуации («В сторону господина не подобает целиться ни при стрельбе из лука, ни при упражнениях с копьём»). Показательно, что шекспировский Макбет гибнет от рук Макдуфа, а Васидзу Куросавы – от выпущенных стрел своих неназванных врагов (тем самым Куросава хотел показать неотвратимость возмездия, обезличив его). Как и положено, зло поглощает само себя.
Фильм заканчивается картиной его открывающей. Снова мы видим зловещий обелиск, выступающий из тумана, и голос за кадром читает знакомый шекспировский текст о бренности бытия: «Так в каждом деле. Завтра, завтра, завтра, – / А дни ползут, и вот уж в книге жизни / Читаем мы последний слог и видим, / Что все вчера лишь озаряли путь / К могиле пыльной. Дотлевай, огарок!». Быть человеком невыносимо сложно, но оставаться человеком и быть верным своему долгу до самого конца – ещё сложнее. И нужно иметь большое мужество, чтобы пройти весь отведённый путь по-человечески достойно – в этом и кроется тайна бытия, так и не открывшаяся Макбету.
При всех внешних, формальных и смысловых отличиях «Трон в крови» по праву считается одной из лучших экранизаций Шекспира. Акире Куросаве удалось практически невозможное – соединить в фильме японскую историческую, культурную и драматическую традиции с шекспировским текстом, показав подлинную трагедию человеческого духа и мощь шекспировских характеров, блистательно воплощённых Тосиро Мифунэ и Исудзу Ямадой.
После выхода на экраны «Трон в крови» был по достоинству оценён как японскими, так и западными критиками. Но, наверное, лучше всего о творении Куросавы написал известный британский режиссёр Питер Брук, не раз обращавшийся к творчеству Шекспира: «Не знаю, могут ли пьесы Шекспира в кино быть так же хороши, как в театре. В принципе, никому это не удалось, за исключением Куросавы. Японский “Макбет” – лучший Шекспир, какого я видел в кино». Лучше и не скажешь.
