Судьба женщины

Новая картина Мартина Кулховена («Зима в военное время») поднимает важный вопрос места женщины в любом обществе или общине, где тирания и угнетение слабых – неотъемлемая часть образа жизни. Хотя история помещена в один из самых интересных периодов американской истории – Дикий Запад, традиционного вестерна ждать не стоит: слабый пол, которому, как правило, в жанре отводится роль жертвы или жрицы любви, здесь выходит из тени.

Девушка по имени Лиз (Дакота Фэннинг) пытается убежать от тёмной фигуры из детства – фанатичного проповедника (Гай Пирс). Он уверен, что Лиз – его вещь и что принадлежит она ему и плотью, и душой. Попав в ловушку обстоятельств, девушка вынуждена заняться древнейшей профессией, что позволяет ей успешно скрываться от дьявольского преследователя. Опять встретившись лицом к лицу с мучителем, она вновь спасается бегством и находит убежище в новом месте, превращаясь в любящую жену, заботливую мать и профессиональную акушерку. Однако идиллии не суждено длиться вечно, и проповедник очередной раз выходит на её след.

Лиз борется за самое ценное право – счастливое существование. Её судьба с самого раннего детства – нескончаемое движение по кругам ада, и она старается выбраться из спирали, наполненной ложью, похотью и рабской зависимостью от мужчин. Те разрешили себе забыть о своём предназначении – быть защитниками для женщин и детей.

Дакоте Фэннинг удалось не превратить героиню в бедную овечку – её Лиз всю жизнь наблюдает, что происходит с теми, кто не подчиняется, но она каждый раз рискует и принимает не всегда безгрешные, но действенные решения. Этим она и интересна, именно это и позволяет ей не надеяться на чудесное спасение, а противостоять злу самостоятельно, несмотря на все невыносимые для ребёнка/девушки/матери муки, которые выпадают на её долю.

Кроме того, большую часть фильма актриса говорит на языке жестов, а значит – всё наше внимание концентрируется на её мимике. Нельзя не отметить игру Фэннинг глазами. В них читается не только холодный страх, но и немой вопль от необратимости происходящего, а также слёзы, пожизненный запас которых был исчерпан ещё во время многострадального детства. Если ребёнком она плакала, то её вынужденно быстрое взросление больше не выпускает эмоции наружу.

Вторая наиважнейшая фигура истории – проповедник, давно решивший, что от имени Бога может совершать всё, что считает нужным. Герой Гая Пирса, несомненно, – истинное зло. Он признаёт, что обречён на адское пламя. Религия для него – способ оправдания собственным тяжелейшим грехам, что сразу пробуждает в памяти другого лжепророка – героя Роберта Митчема из «Ночи охотника» (1955). Действия обоих экранных героев – источник сильнейшего страха, который строится на психологическом приёме по смене роли: из людей, от которых ожидают опеку и заботу, они превращаются в аморальных душегубов.

Однако серьёзные различия между злодеями всё же есть. Во-первых, бесконечное обаяние персонажа Митчема располагает к нему людей и делает из него соблазнителя, чего не скажешь про проповедника Пирса, чей внешний вид покупает ему уважение паствы только из страха к нему. По его лицу растянулся характерный злодейский шрам, который, как и любой другой шрам в вестерне, имеет предысторию. Во-вторых, мотивы убийц различны: один действует на поводу меркантильных целей. Другой оставляет открытым вопрос – отсутствие ли взаимной любви в его жизни заставляет его вести себя так бесчеловечно или им управляет слепое желание унижать, убивать и перешагивать через все существующие табу? Как он сам признаётся, преисподняя для него невыносима не из-за пламени, а из-за отсутствия любви.

На протяжении всего фильма ощущаешь нависшую угрозу. Его обманчиво спокойный тон обрывается в моменты появления шокирующих деталей. Смотреть, начиная со второй половины – уже настоящее испытание, не только эмоциональное, но и затяжное: длительность приближается к двум с половиной часам. Ужас происходящего часто преобразовывается в паранойю. Переход к ней происходит не заезженными приёмами с навязчивой музыкой, претворяющей кошмарное происшествие, а избытком тишины и еле слышимым музыкальным сопровождением, которое никак не намекает на будущие события.

Мартин Кулховен с помощью своего нового фильма сам стал проповедником, только проповедь его – об опасностях вседозволенности и заигрывания с верой. Он наполнил фильм неоднозначными сценами, полными садизма, религиозных отсылок и страха быть уничтоженным обществом, в котором женщина не может надеяться на справедливость и заступничество даже со стороны собственных родителей. Стоит также обратить внимание на повествовательные антонимы: адскому пламени противостоит вода, в которой найдётся последний покой; шуму ветра – пугающая тишина; а мимолётным спасителям – практически непобедимый демон. «Ночь охотника» не раз грамотно и с любовью цитируется в «Преисподней». Кроме вдохновлённого своим предшественником проповедника, здесь можно увидеть знакомые образы: Лиз с ружьём ожидает «охотника», защищая дочь, и иную трактовку сцены под водой.