Святая кикимора

Кажется очень значимым факт одновременного создания фильмов «Белые ночи почтальона Тряпицына» и «Левиафана». Первый – абсолютный антагонист второго, и борьба двух режиссёров – Кончаловского и Звягинцева – предстаёт как метакино со сказочным мотивом борьбы добра и зла, света и тьмы.

Впрочем, фестивальные награды, затраченные бюджеты, прокатная судьба и критические отклики – это всё весьма реальные вроде бы вещи, и по этим характеристикам лидерство у Звягинцева: потрачено 220 миллионов рублей, фильм закуплен для проката во всем мире, критики расхваливают, жюри фестивалей апплодируют, и заново столь же ярко после Pussy Riot зажжён огонь острой либерально-ортодоксальной дискуссии. Углубляться не хочется, поскольку, с точки зрения качества художественного, на мой взгляд, совершенно некуда. А вот во что углубиться хочется, так это в фильм Андрея Кончаловского. Есть куда. Есть когда. «В эту белую ночь, да в тёмные времена»…

Никакой шумихи, несколько европейских призов и ограниченный прокат, и, тем не менее, с полной уверенностью можно сказать, что этот фильм, снятый силами двадцати пяти людей на самый минимальный бюджет, является мощнейшим явлением современной культуры и самым что ни на есть большим кино.

Андрей Кончаловский – режиссёр и сценарист с мировым именем, увенчанный всевозможными лаврами, но совсем не заиндевевший в славе и авторском стиле, по-прежнему ищущий – и потому не стареющий. Всё проявлено не только в словах, но и в самой его биографии. Уехал, очаровавшись – вернулся, разочаровавшись, работает тут и там, пытается выйти за рамки кино, делает театр, думает, любит. Говорит прямо, не стесняясь движения и перемены смыслов – и на словах, и в творчестве. Скорбит об отсталости России и, с точки зрения европейского прекрасно образованного человека, ругается на это.

И вот фильм свой снимал с прицелом на экспорт – потому что вряд ли здесь кому эта будничность будет интересна, все и так каждый день эту грусть наблюдают. По его собственным словам. Всё так, только вот не все – большие художники, как Кончаловский. И уж совсем почти некого назвать в искусстве, кто понял-прочувствовал этот особенный закон: о нашем человеке и российских проблемах нельзя говорить без глубокого понимания сущности этого сюра, и совсем никак нельзя без любви. И демонов писать светописью. Кикимора, чу. Вот оно и родилось нежное, и светлое, и литературное – в самом богатом смысле русской литературной традиции. Русский космос – в прямом и большом смысле, космос как он есть. И вполне возможно, что не собирался он делать настолько светлый фильм, но накопленная мудрость, художественная чуткость и желание верить глазам своим прямой тропинкой вывели его прямо сюда – к большому кино, сделанному на абсолютно экспериментальной основе, к фильму, где тонкая, еле видимая нитка игрового сюжета собирает воедино буквально то, что есть – саму жизнь.

Кажется, это первый такого уровня случай работы с документальным материалом за рамками видеоарта. В зарубежном – Херцог, но у него другое. У нас можно вспомнить фильм «Старухи» Геннадия Сидорова, но при всём очаровании и ценности, он ближе к этнографическому. А «Почтальон» – большой, гораздо больше, чем про вымирающий вид. Да и вымирающий ли? Сюрреалистический контраст рекламы московского Экспоцентра и деревенских рукомойников, лодки без мотора и запуска ракеты… С большим щемлением, но всё же каким-то чудом всё это соотносится друг с другом. Соотносится в природе – в траве, поле, воде, соотносится в природе вещей. И в природе человека – наивной, детской, незамутнённой.

Неизбывное средневековье, которое вроде бы промаркировано современностью – как постсоветское время, как время, где есть пенсии и интернет и где больше не пишут писем, где появилось отчуждение в людях – вот это средневековье – проросшее и потому неистребимое. И территория не конкретная – а большая, вся. «Потому что время сейчас такое» – это не про сейчас, а про всегда. Вся страна – такой остров чудес, автономный в своей мифологии и в своём временном континууме.

В Венеции кроме «Льва» фильму дали приз за «экологичность». Это трогательно. Хотя, зная европейское понимание слова «экология», вспоминаются слова-спутники: дауншифтинг, экопоселения… И, конечно, это не про то. Красота – да, мощная красота русского севера, и она проявлена, показана, продышана в фильме. Ну а если по-простому, то просто вот он лес – для грибов, земля для картошки да вода на чаю вскипятить. Невероятная близость быта и вечного, близость до единости. Так вот, я бы номинацию уточнила – за «экологию художественного». За прозрачность воздуха в кино. И, вот к слову, и прозрачность водки. Не потому что дешёвая, не потому что крепкая, а потому что прозрачная. Потому что в забытьи вдруг истина во плоти.

Так и режиссёр принял на грудь не водку, а вот эту нереальную в своей реальности реальность. А Тряпицын бросил – не истину, водку. Хороший человек, душевный, чистый. Бабу бы ему хорошую, в самом деле… И пусть даже в нарушение мифа об одиноком вестнике. Потому что миф мифом, а Тряпицын – живой реальный человек…

Вердикт: Фильм необходим к просмотру – для получения всей гаммы чувств и осмысления. Осмыслять стоит и как целое, и в подробностях – во всю ширь и глубину насыщенного и точного образно-семантического ряда.

9	8	10