Любовь и сон: «Искусственный разум»

Научная фантастика занимается идеями, которые по большому счёту отсутствуют или замаскированы в нашей повседневной жизни. Такое кино играет с технологиями будущего, пространственно-временным континуумом и сверхъестественным. Фантастика задаётся вопросами о гуманности, нравственности, физиологии, смертности и памяти, даже любви и желаниях, которые находятся за пределами сиюминутного обоснования. Часто вопросы остаются без ответов, и чем они умнее и запутаннее, тем занятнее просмотр фильмов такого жанра. Не стареет фантастический нуар «Бегущий по лезвию», техно-боевик «Терминатор», поэтичная драма «Она» и, вне всякого сомнения, космический эпос «2001 год: Космическая одиссея», но сегодня поговорим об «Искусственном разуме», или просто A.I., от Стивена Спилберга – одном из самых масштабных и провокационных, а также самых загадочных и тематически насыщенных фильмов его карьеры.

Кино, частично основанное на коротком рассказе Брайана Олдиса «Суперигрушек хватает на всё лето», развивалось в течение долгих лет легендарным перфекционистом Стэнли Кубриком, прежде чем проект попал в руки Спилберга. Кубрик постоянно откладывал начало создания картины из-за разногласий с авторами и скупых возможностей анимации того времени, а когда постановщик созрел, он оказался занятым работой над «С широко закрытыми глазами» – лентой, которая стала для него последней. Однако детище Стивена Спилберга, которое мы наблюдаем сегодня, не менее чудесное, пугающее и магическое, чем кубриковская «Космическая одиссея».

Один из ключевых замыслов «Искусственного разума» проявляется в развратном мегаполисе с названием Красный Город, где в разговоре роботов Дэвида (Хэйли Джоэл Осмент) и Жиголо Джо (Джуд Лоу), стоящих у входа в католический храм Непорочного Сердца Марии, звучит фраза: «Те, кто сделал нас, всегда ищут тех, кто сделал их». Сцена короткая и не влияет на сюжет, но даёт недурные подсказки о взаимодействии людей и машин.

Дэвид ещё не подозревает, но его вояж в итоге приведёт к собственному создателю – инженеру и профессору Аллену Хобби (Уильям Херт), хотя их встреча не даст мальчику-роботу той правды, которую он ожидает. В действительности Дэвид ищет разгадку его происхождения как эмоционально-думающего существа. Героя запрограммировала любить его суррогатная мать Моника Свинтон (Фрэнсис О’Коннор). Немного погодя покинутый ею же Дэвид стремится стать настоящим ребёнком, чтобы завоевать одобрение и любовь матери.

Мысль о поиске создателей уносит зрителя в далёкое будущее – сверхъестественный эпилог фильма, показывающий, что человечество вымерло, города стёрты с лица Земли, а мир населяют и исследуют странные, вытянутые, прозрачно-светящиеся человекообразные существа. Эти суперособи не имеют живой памяти о людях и стремятся найти любой остаток человечества. И даже по самой малой частице материи они способны воскресить человека… на мгновение. Когда монолитные инопланетяне обнаруживают Дэвида, они проявляют к нему громадное любопытство. Дэвид становится святым мостом в давно забытое прошлое.

Фильм начинается в мире, где живут одинокие люди, ищущие уют и заботу в лице собственноручно построенных роботов. «Бог решил сотворить человека по образу и подобию Своему» – знакомо? А в финале мы знакомимся с миром, где живут одинокие иноземные существа, или роботы-клоны, похожие на Монику, которую они создают по просьбе Дэвида, невзирая на её недолговечность. Дэвид самовольно поддаётся вере в мираж, мечту. Материальная жизнь – тлен, а душа вечна. Кажется, такую мысль несёт «Искусственный разум» Спилберга. Человеческие усилия в создании искусственной жизни заканчиваются неудачей и горем. И хотя сам Дэвид проживает один и единственный день с фантомом матери в чувственном согласии, зрители проживают последние минуты фильма в тоске, приправленной пафосной сентиментальностью. История о роботе Дэвиде – горькое видение отчаянного одиночества – одинокой вселенной, лишённой порядка, доброты и ласки как для людей, так и для машин.

«Искусственный разум» – рассказ не о роботах и не совсем о людях. Авторы повествуют о состоянии человека. Путешествие Дэвида, чтобы стать настоящим мальчиком – метафора человеческого пути – стремление быть настоящим, найти и понять своего создателя. А создатель – Бог или нет – вопрос личной веры и убеждений. В фильме показаны и религиозные, и научно-фантастические изображения. Иными словами, одинокие машины – это мы, а тесная связь человека и механического организма подчёркивается в родственном соперничестве между юным сыном Моники Мартином и андроидом Дэвидом.

Обратите внимание на начало картины, в котором профессор Хобби наглядно демонстрирует, что роботы не ощущают физической боли и задаётся вопросом об истинной сути чувств. Разговор подвисает не из-за того, может ли машина любить или нет, а может ли человек любить её взаимно. И вот Дэвид становится изгоем, а семья Свинтон вообще выпадает из сюжета. Счастлив ли Мартин с родителями после изгнания Дэвида и счастливы ли они с ним? Нам не рассказывают о них. История фильма не о Свинтон, а о роботе Дэвиде, и картина Спилберга, как библейские сказки, толкует о судьбе отверженного.

Зритель встаёт перед потрясающим нравственным конфликтом. Если люди имеют возможность сотворить механический организм, который во всех проявлениях – полноценная копия человека, то с какими обязательствами сталкивается владелец этого организма? Помните фразу из известной сказки Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц»: «Мы в ответе за тех, кого приручили…»? Будет ли человек относиться к роботу как к равному? Будет ли заботиться о нём, как о члене семьи? Или настанет миг, когда владелец робота осознает, что не чувствует инстинктивной связи с ним, и ответственности будет не больше, чем к чайнику? Собственно, в фильме есть и такая позиция, где протестующие против машин люди устраивают массовую казнь роботов. Эпизод похож на гладиаторские бои или геноцид на пламенной арене с ревущими массами, требующих хлеба и зрелищ. Учитывая эпилог фильма, в котором говорится о вымирании людей и власти в руках машин, шоу-мероприятие «Ярмарка плоти» с торжествующей толпой смотрится колкой насмешкой над ксенофобами. Сцены изображены в совершенно ином визуальным стиле, чем первая половина сюжета. Действие мрачное, злобное и шумное, но зная, что изначально «Искусственный разум» – замысел Кубрика, то здесь жестокость не менее брутальна, но всё же по-детски кукольна.

Зрителя перебрасывают из клинически чистого семейного комфорта в грязный, хаотичный микрокосм угнетения. Такой быстрый сдвиг в атмосфере – характерная черта кубриковских картин и Стивен Спилберг сноровисто воспроизводит её. С самого первого знакомства семьи Свинтон с Дэвидом он показывает нечеловеческие, инопланетные качества мальчика: от резкого и точного движения телом до факта, что Дэвид никогда не спит и не моргает. Юнец обладает человеческими чертами, но в нём определенно чего-то не хватает. Режиссёр без промаха иллюстрирует первые дни Дэвида с Моникой, сочетая юморную игривость и устрашающую дезориентацию. Дэвид проявляет неспособность понять социальные нормы людского быта, как в сцене, где он пугает Монику, когда она находится в туалете, но нас не могут не ужаснуть фрагменты, где робот использует себя как динамик телефона или начинает крикливо хохотать, а ужиная с семьей, принимается набивать рот едой, что приводит к жуткой деформации его лица. Внезапный смех должен быть оценен как невинная детская забава, но Хэйли Джоэл Осмент представляет свой образ диким, поэтому взрывной хохот должен быть радостью ребёнка, но всё же она не чувствуется настоящей.

В дополнение к людям и роботам авторы придают истории оттенок умиления – игрушечно-роботизированный медвежонок Тедди, который, как преданный душой и телом спутник, следует за Дэвидом. Тедди – объект трогательности и мудрости. Игрушка, которая, по-видимому, пережила себе подобных, понимает Дэвида. Тедди – гениальное изобретение Кубрика и Спилберга. Он – атавиз детского и взрослого миров, но ещё в здравом уме и твёрдой памяти.

[Дэвид спрашивает Тедди о том, как долго будет жить Моника]
Дэвид: 50 лет… это много?
Тедди: Я бы не сказал.

В конце, разыскав профессора Хобби, Дэвид обретает не покой, а настоящий кошмар. Андроиду твердили, что он особенный, но вдруг он наталкивается на мальчиков точь-в-точь таких же, как он. Замечу, что дуализм – существенный художественный лейтмотив всей картины: двойники, визуальное сливание лиц героев, отражения и цикличность самого сюжета. Наконец, Дэвид разрушает (читайте – убивает) одного из роботов-копий, проявляя неистовую агрессию. Если робот может любить, то разумно предположить, что он может и ненавидеть. И Дэвид защищает свою единственную любовь – свою мать.

Правды ради стоит сказать, что среди синефилов не стихают разногласия о том, что мизантропия Кубрика и гуманизм Спилберга не уживаются. В основном речь идёт именно об эпилоге, мол, Стивен рисует счастливый конец, который якобы разрушает мрачный тон сюжета, ранее задуманный Кубриком. К слову: «Искусственный разум» вышел в 2001 году, фактический год в названии кубриковского шедевра, и как почти со всеми картинами Стэнли Кубрика, фильм состоит из отдельных эпизодов или глав, которые вполне могут существовать сами по себе, как короткометражки.

Казалось бы, фильм мог завершиться на сцене, в которой Дэвид погружается в воду и находит статую Голубой Феи, но вот-вот оказывается в ловушке под упавшим колесом обозрения. Глядя в глаза неживой статуи, он словно молитвой просит превратить его в настоящего мальчика. Роботу внушили, что он обязан вести себя как живой ребёнок, поэтому он наивно верит, что сказки существуют. Согласитесь: чудовищно-безнадёжный и задумчивый конец. Тем не менее Спилберг продолжает рассказ, завершая его квазихэппи-эндом. Тонкость двадцатиминутного эпилога кроется в том, что он выглядит счастливым итогом изнурительного пути Дэвида, но чувствуется весьма мудрёным.

Проходят две тысячи лет, мировые воды продолжают расти, а затем замерзают. Всё это время статуя смотрит на робота приветственно и энигматично. И все же Дэвиду возвращают Монику на день, и таким образом кино заканчивается на тривиально-счастливой ноте с лирической музыкой Джона Уильямса. Мама говорит, что любит Дэвида, и они вместе засыпают. Вполне вероятно, что эта идиллия – сон Дэвида и симуляция инопланетян. Зритель не чувствует место и время, да и отсутствует ощущение физической среды. Вместо этого показаны инопланетяне, наблюдающие за Дэвидом через круглый экран. Следовательно, искусственное существо, принуждённое любить человека, получает любовь от искусственного существа, обязанного ответить взаимностью. Трагичная кубриковская ирония.

Есть все основания полагать, что дом Дэвида – смоделированная фантазия, и он проживает в мечтах. Разумно предположить, что и Моника – фантом. А может быть, инопланетные существа, которые находят мальца – плод его воображения? И как гласил Декарт: «Я мыслю, значит существую». Память и фантазия – способность мыслить, будь то осознанно или подсознательно. Не это ли делает Дэвида – человеком? Иначе говоря, эпилог – выдумка. Привлекательная, но выдумка. Между прочим, Жиголо Джо в финале, прежде чем его хватает полиция и он прощается с андроидом, произносит занятную фразу: «Я есть. Я был». Казалось бы, простое экзистенциальное утверждение, однако произнесённое роботом – творением, которое не воспринимается человеком как живое существо.

«Искусственный разум» – сложный, завораживающий и уклончивый фильм, воодушевляющий зрителя понимать мир вещей через любовь, сострадание и воображение. Сказочная драма о доброте и надежде. Кубрик и Спилберг не утверждают, что люди – изюм во фруктовом межгалактическом салате. Они разрезают человечество до самой сердцевины, чтобы разнюхать, кто мы есть и что мы хотим. Авторы бросают вызов нутру зрителя – и он благодарит их за это.