Схватка
Алехандро Гонсалес Иньярриту врывается на просторы Дикого Запада 19-го века, свободно адаптируя одноимённый роман Майкла Панке «Выживший». Где-то в гористом царстве северо-запада Америки орудуют охотники на пушных зверей. Их лагерь попадает под рой индейских стрел. Кровавый беспредел усиливается, а камера проносится сквозь звериную беспощадность, будто грациозная балерина, и в результате дрейфует вниз по реке с небольшой группой выживших, возглавляет которую проводник Хью Гласс (Леонардо ДиКаприо). На Хью нападает медведица, и с тяжело раненным остаются его сын Хоук и два охотника. Они должны дождаться смерти Хью и достойно его похоронить, но один из них убивает его сына и заживо хоронит Гласса в сырой яме.
«Выживший» – сюрреалистический вестерн о мести, долге, жизни и смерти, в котором чудом выживший, раненный и молчаливый Хью Гласс, окутанный в меха, тащится через тысячи километров мёрзлых лесов в жажде мести. Беспокойный герой ДиКаприо, дрожа в свете звёзд, корчится в мучениях, но неустанно движется вперёд среди ледяных речных порогов и заснеженных скалистых троп.
Неудивительно, что в «Выжившем» Иньярриту перенимает живописную эстетику атмосферно-философских шедевров Терренса Малика последних лет. Тот же шёпот персонажей, дыхание ветра, корни деревьев, шелест листьев… Природа – отдельный герой этой трагической истории бородатого Хью Гласса. Следовательно, картина работает больше чувственно, чем сюжетно. Семейная жизнь Гласса и её насильственное умерщвление европейскими карателями иногда мелькают в качестве воспоминаний героя – эпизоды, обладающие духовностью маликовских лент.
Вновь, как и в «Бёрдмэне», место оператора занял умелец Эммануэль Любецки, и мы снова наблюдаем вызывающее трюкачество мексиканца в виде плавных продолжительных кадров. Примечателен удивительный фрагмент, снятый одним дублем, в котором громадная медведица нападает на Гласса. Страшный зверь явно нарисован, но не будет ошибочно предположить, что перед нами живое чудище, будто мифическое, хотя и неоспоримо реальное для человеческого мира.
Красота имеет шипы, поэтому чудное величие местности восхищает глаз и терроризирует души персонажей и зрителей. Утренний солнечный свет, лёгкая дымка от дыхания на морозе, поблёскивающие водоёмы переплетаются с томными взглядами персонажей, за которыми кроется фатальное смирение и безразличие к собственной жизни. Образы и действие переданы детально тесно и чётко. Фильм не рассказывает историю, а словно наколдовывает её: авторы уходят от приземлённой драмы к высокой абстрактной мысли. Иными словами, оголив до основания, Алехандро Гонсалес Иньярриту иллюстрирует сказ о смертельной схватке одинокого человека с дикой природой и натурой человека.
Персонаж Леонардо ДиКаприо – лишь одна из множества бородатых единиц этой могучей мужской истории. Есть здесь и худощавый Донал Глисон в амплуа Эндрю Генри, главы группы меховой торговли; и брутальный Том Харди – Джон Фицджеральд – тот самый ядовито-мерзкий наглец, который коварно предаёт главного героя. Также примечателен молодой Уилл Поултер в роли Джима Бриджера – неоперившийся юнец, который вынужден следовать указаниям повелительного Фицджеральда. К слову, образ Гласса добротен и отлично прописан, что нельзя сказать о других персонажах, чьи мутные истории обитают за кадром.
Фильм не просто обращает внимание на свою впечатляющую смелость. Он гордо выставляет собственную эстетику на первый план и царственно колотит себя в грудь. Мы созерцаем крайне богатую, грандиозную, изнурительную, трансцендентную историю. Вместе с Глассом мы совершаем весьма длительный и непредсказуемо утомительный путь. И в этом – главный недостаток картины Иньярриту. Фильм затянут.
Любите артхаус, направленный на размышления о призрачных надеждах. Мексиканский режиссёр делает незабываемый подарок, хоть и не блещущий оригинальностью. Если Малик стремится показать райскую благодать, то Иньярриту демонстрирует беспощадный ад, где божественные законы бездействуют. Он показывает то, что публика желает видеть, и чем ближе живые, порой пугающие места и неистовые события, тем шире и крупнее план. Здесь тот же экзистенциализм в чистом и невесомом проявлении с психологическими мазками, настолько густыми, что фильм не должен вызывать сомнений в убеждённости автора в собственном творении.