На диване в гостиной сидят двое парней. Один, в голубой рубашке с закатанными рукавами, чуть постарше, другой, в чёрной футболке и с более короткой причёской, – помладше. В кресле напротив них, опустив голову и сложив руки замком, сидит отец. «Нужно подождать маму», – устало произносит он. Меньше чем через две минуты Уолт и Фрэнк Беркманы узнают, что их родители отныне не будут вместе. С этого момента для них начнётся другая жизнь. Совсем недавно своё десятилетие отпраздновал номинант на «Оскар» за лучший сценарий и обладатель двух призов на фестивале «Санденс» фильм Ноя Баумбаха «Кальмар и кит».
Вполне возможно, «Кальмар и кит» и вовсе никогда не появился бы, не имей Ной Баумбах в детстве сомнительного удовольствия наблюдать за разводом собственных родителей. Не самый известный писатель Джонатан Баумбах и критик одной нью-йоркской газеты Джорджия Браун решили покончить со своими отношениями как раз в середине восьмидесятых – времени, в котором и разворачивается действие картины. И многие эмоции персонажа Уолта, старшего брата, находящегося здесь приблизительно в том же возрасте, что и Ной тогда, по всей видимости, связаны с воспоминаниями самого режиссёра. Кроме того, оба супруга Беркмана (Джефф Дэниэлс и Лора Лини) по сюжету – писатели, да и события фильма разворачиваются не где-нибудь, а в Нью-Йорке. Там же, где в детстве жил сам режиссёр.
Впрочем, автобиографичным фильм назвать можно лишь отчасти. В одном интервью Баумбах замечает, что всё начиналось с личного ощущения. С развитием идеи материалом для картины становились не только его собственное детство и тот самый злосчастный развод. Однако тут же он оговаривается, что сценарий «Кальмара и кита» в процессе работы родителям не показывал – впервые за всё время почти десятилетней на момент снятия фильма деятельности. Не из желания защитить чьи-то чувства, как можно было подумать. Напротив, причина весьма эгоистична – хотел сохранить своё видение ситуации нетронутым.
Своё – значит, то самое, детское, заботливо пронесённое через года. Баумбах, конечно, рассказывает историю семьи, вернее, того, что от неё осталось после того, как двое взрослых состоявшихся людей спустя семнадцать лет совместной жизни решили, что хватит. И этим несчастным высказаться в картине тоже дадут. Но центром фильма всё же становятся их дети – двое братьев, Уолт (Джесси Айзенберг) и Фрэнк (Оуэн Клайн). Одному шестнадцать – переходный возраст отчасти позади, но легче не становится, ибо первые чувства, девушка в бюстгальтере рядом на кровати и вообще жизнь оказывается какой-то сложной штукой. Другому двенадцать – хулиганить ещё можно, и хочется, и получается, и здорово бы так прожить хоть ещё немного, но окружающая действительность уже начинает потихоньку давить своими правилами и установками. И начало полового созревания на носу…
Обоим бы со своими проблемами справиться! А тут те, кто, по идее, должны в этом помогать, подкладывают самую большую свинью. «Мы с папой решили развестись». Теперь нужно это как-то осмыслить. Нужно выбрать чью-то сторону. Нужно мотаться из одного дома в другой через день – совместное опекунство они, видите ли, оформили. Знать о маминых ухажёрах. Наблюдать, как отец подкатывает к двадцатилетней студентке, пытаясь сохранить лицо. Это как схватка кальмара и кита…
Если бы всего этого в картине Баумбаха не оказалось, можно было бы подумать, что весь фильм – лишь очередной ежегодный отчёт Вуди Аллена о былых или грядущих днях. Благо, атрибуты на месте: Нью-Йорк, семья прожжённых интеллигентов, разговоры о писателях за обедом, многочисленные измены, интеллектуальный юмор… Тем не менее, одним решением вывести на первый план тех, чьими чувствами обычно пренебрегают, Ной, если угодно, уделывает нью-йоркского комика. Ведь Аллен за свою долгую карьеру так ни разу толком и не решился исследовать ещё не оформившиеся души, что, с другой стороны, вполне объяснимо – в конце концов, не всем быть Сэлинджерами.
…В одной из сцен фильма Уолт, пытаясь поднять в памяти хоть одно хорошее воспоминание, рассказывает школьному психологу, как они с матерью ещё до рождения его брата ходили в Американский музей естественной истории. Там был постамент, на нём – чучела кита и кальмара. Два огромных морских обитателя, сражающихся между собой не на жизнь, а на смерть. Уолт говорит, что боялся этого зрелища и часто закрывал лицо руками. Если очень сильно желать найти символизм в названии картины, не так сложно представить двух родителей в виде этих чудовищ, сыновей – в виде двух маленьких рыбок, которые ненароком оказались втянуты в водоворот, созданный этой схваткой.
Но ведь всё прозаичнее. Баумбах показывает четырёх вроде бы и не чужих друг другу, но очень одиноких людей, оставшихся, в результате разрыва последней связывающей их ниточки, практически один на один с кучей проблем. И если эти двое, которые заварили кашу, уже научились выживать в таких условиях и даже использовать их как материал для своего творчества, то вот двое других, помладше, так жить не умеют. И лучше бы им никогда с этим не столкнуться, но ведь пришлось. В общем смысле, это – трагедия. Для режиссёра, смотрящего на ситуацию сквозь призму времени, это ещё и непаханое комедийное поле. Для зрителя – любопытнейший рассказ о сложностях тысяч семей на примере одной, без унылого морализаторства, но с колоссальными возможностями для рефлексии касательно как прошлого, так и будущего.
