Не будь Феликса Мендельсона Бартольди, мы не слушали бы сегодня музыку Баха. Если бы не Макс Брод – не читали бы Кафку. Возможно, не купи Джон Малуф по чистой случайности коробку старых негативов на чикагских торгах, мы так и не увидели бы фотографии Вивиан Майер. Джон Малуф, неожиданно ставший биографом прежде неизвестного стрит-фотографа Вивиан Майер, рассказывает о своём открытии в документальном фильме «В поисках Вивиан Майер».
Коробка негативов
2007 год. Чикаго. Молодой агент по недвижимости и заядлый краевед Джон Малуф ищет материалы для книги об одном из районов города. На аукционе ему попадается коробка с негативами, и он покупает её за 400 долларов. Однако фотографии эти совершенно не вписываются в его проект, и Малуф оставляет их лежать на чердаке.
Через некоторое время, когда один его проект, очевидно, был завершен, а идея для нового еще не созрела – удивительно, как продуктивны бывают порой периоды простоя – Малуф снова открывает свою коробку с негативами и, не зная, что с ними сделать, принимается сканировать плёнку за плёнкой. В этот момент он и обнаруживает, что перед ним не просто гора семейных фоток 70-х годов, а великолепные профессиональные снимки, обладающие, вне всякого сомнения, художественной ценностью. Но автор этих шедевров неизвестен.
Так начинается путешествие Джона Малуфа по улицам Чикаго, по лабиринтам чужих семейных воспоминаний, по американским фотогалереям, по следам одной никогда не встречавшейся ему женщины – путешествие длиной в несколько лет, которое он заснимет на плёнку и назовет «В поисках Вивиан Майер».
«Я женщина-загадка»
Малуф узнаёт через организаторов аукциона, что неизвестный фотограф – женщина по имени Вивиан Майер, недавно покинувшая этот свет и не оставившая ни родственников, ни друзей. Так что, как только она умерла, всё её скромное имущество было разложено по коробкам и пошло с молотка.
Тогда Малуф отыскивает тех, кто приобрёл остальные коробки Майер, выкупает их и начинает собирать её портрет по кусочкам.
Снимки, непроявленные плёнки, негативы, кассеты с аудиозаписями, видеоплёнки, доставшиеся Малуфу, хранят бесчисленное количество образов и типажей с улиц Чикаго 60-70-х годов. Среди них неожиданно заснятые женщины в красивых платьях и головных уборах того времени, в шляпках с вуалями и совершенно иные женщины в скромной простой одежде с бигуди на голове. Мужчины всех возможных возрастов и профессий: весёлые и серьёзные, пьяные и трезвые, занятые своими мыслями, напряжённые и просто озирающиеся вокруг. Множество портретов детей: удивлённых, разозлённых, мечтательных, плачущих и смеющихся. Спящие бездомные. Преступники и полицейские. Животные. Городские пейзажи и витрины магазинов с необычными деталями на фоне повседневной обстановки. Все они засняты на чёрно-белую плёнку, на которой так явно и отчётливо проступает нерассеянная в цветах драма каждого персонажа.
Майер делала на улице множество фронтальных портретов, в чём чувствуется рука смелого человека, готового подойти к своему объекту и заснять его, ради того чтобы сохранить навечно ценность одного момента – именно этот взгляд, этот поворот головы, этот излом тела, эту слезу, это объятие… Наравне с портретами есть и много фотографий снятых как бы исподтишка. Целые циклы экспериментов с тенями, зеркалами, отражениями в стёклах. Есть автопортреты. Всё это явно выходило далеко за рамки обычной любительской фотографии.
В распоряжении Малуфа оказались горы работ Майер и всё ещё ни единого намёка на то, кем она была. С такой техникой она должна была бы быть журналистом, фоторепортёром, по меньшей мере, профессиональным фотографом. Он терялся в догадках, пока не нашёл где-то среди плёнок какой-то старый адрес в Чикаго и позвонил по нему:
– У меня есть работы и негативы Вивиан Майер, – произнёс он в трубку.
– Она же была моей няней! – воскликнул мужчина на другом конце провода.
Так няня или нет?
Где-то в начале фильма Малуф как бы между делом говорит, что большие музеи и галереи, в том числе МоМа (Музей современного искусства, Нью-Йорк), отказали ему в помощи при обработке архива Вивиан Майер. А архив собрался внушительный – семьи, в которых работала Майер, передали Малуфу всё, что она оставила после себя – так к сотням тысяч негативов, многочисленным видеоплёнкам, аудиозаписям, сделанным самой Майер, прибавился целый контейнер, полный её личных вещей. Хотя музеи аргументируют свой отказ помочь отсутствием свободных сотрудников, Малуф читает в этих письмах скорее отказ видеть в фотографиях Майер художественную ценность. Это отчасти задаёт направление его фильму.
Была ли Вивиан Майер просто няней, которая от нечего делать фотографировала всё подряд и даже не подозревала о том, что её фотографии – это искусство? Допустимая версия, ведь множество своих плёнок она даже не сдавала в проявку. Или же, наоборот, она была страстным фотографом, скрывавшимся под маской Мэри Поппинс. Кстати, по описанию она на неё очень похожа: строгая, сдержанная, очень скрытная, высокая, эксцентричная женщина, вокруг которой, по словам её подопечных, всегда были приключения.
Все, с кем Малуф разговаривает о Вивиан Майер, рано или поздно задают вопрос: «Почему она делала эти фотографии и никому не показывала?»
Она в принципе ничего никому не показывала. Семьям, в которых она жила, запрещалось заходить в её комнату. Никто толком не знал её прошлого: не то француженка, не то нет. Майер вроде бы говорила с французским акцентом. Она частенько подписывалась чужими именами. Везде ходила со своим фотоаппаратом и называла себя чуть ли не шпионкой. Короче говоря, женщина со странностями.
Чем плотнее Малуф приближался к Майер через её вещи и беседы с воспитанными ею детьми, которые уже сами стали взрослыми, тем очевиднее становилось, что странность у Майер была одна – собирательство.
Во-первых, она не выбрасывала никаких чеков, билетиков, справок, прочих бумажек, что, конечно, сыграло на руку Малуфу: он отыскал людей и магазины, клиентом которых она была. Во-вторых, Майер имела привычку приносить в дом всякие найденные на улице вещи, которые по её мнению могли бы пригодиться – всякий хлам. В-третьих, она собирала газеты и вырезала из них понравившиеся статьи: политические новости и криминальную хронику. В какой-то момент её публицистическая библиотека достигла таких размеров, что в её комнате не осталось места для неё самой. И конечно, фотографии, видео и аудио. Она снимала видео – километры плёнки, на которых её подопечные дети играют, собирают ягоды, просто дурачатся. Она также любила записывать на диктофон интервью с прохожими и собственные монологи.
Многие привычки Вивиан Майер напоминают симптомы патологического накопительства (compulsive hoarding) или, как его ещё называют по-русски, синдрома Плюшкина. У меня, однако, создаётся ощущение, что случай Вивиан Майер стоит конкретизировать как манию фиксировать реальность. Она испытывала навязчивую потребность запечатлевать всё окружающее – мир в его становлении. И пускай даже она пыталась таким образом закрыть какие-то пустоты в своей психологической жизни, всё же тот способ, которым она это делала, был прекрасен.
Больше всего на свете Майер обожала делать снимки на улицах, поэтому она подыскала себе работу, которая позволила бы ей много гулять и совершенствоваться в фотографии. Положение няни вполне отвечало её потребностям.
Майер знала ценность своих фотографий и прекрасно понимала, что именно фотография даётся ей лучше всего. Об этом свидетельствует её письмо владельцу одного французского фотоателье, в котором она предлагает ему печатать её работы в качестве открыток. К сожалению, она больше ни с кем не делилась этим предложением, и оно не было претворено в жизнь.
Нет, Вивиан Майер не была фотографоманом. Она была художником и осознавала это, но её скрытный характер и страх оказаться разоблачённой не позволили ей выставить собственную работу на суд публики, поэтому она оберегала свой талант как тайну и хранила его вдали от чужих глаз.
Кто знает, возможно, именно таким должен был быть путь Вивиан Майер, и её черед пришёл именно в 21-м веке, а не в 20-м. Судя по её биографии, могу предположить, что она едва ли смогла пережить такой поток внимания, который вызвали её снимки теперь.
Два героя одного фильма
Прошлой осенью газета The New York Times опубликовала интригующую статью с большой фотографией Вивиан Майер. Оказалось, что один американский юрист (в прошлом рекламный фотограф) от зависти к Джону Малуфу, которому посчастливилось стать обладателем целой коллекции гениальных фотографий, решил тропой закона лишить его прав на этот архив – он, собственно, оспаривает их наличие у Джона Малуфа. Конечно, к настоящему времени Малуф уже начал продавать фотографии Майер через художественную галерею за приличные деньги, чем и нажил себе врагов.
Оно и понятно: пока юноша собирал, разгребал, на свои средства систематизировал необъятный архив какой-то неизвестной старушки из Чикаго, он никому не был нужен. Но как только имя Майер появилось в заголовках прославленных изданий и о ней заговорили всерьёз, а в игре замаячила материальная выгода, то и съёмки документального фильма, и сайт, и выставки Майер, и вся исследовательская работа, которую Малуф инициировал вокруг имени Вивиан, были практически обесценены клеймом банального маркетинга.
Тем не менее, шорох завистников утихает с первых минут фильма «В поисках Вивиан Майер». Малуф нанял профессионального биографа и сам участвовал в расследовании биографических подробностей жизни Майер. Он сканировал, проявлял и печатал её снимки, архивировал их в хронологическом порядке. Этот человек подчинил свою жизнь проекту «Вивиан Майер». Он сделал без преувеличения всё возможное, чтобы достойно обойтись с наследием автора и поделиться им со всеми. А тот, кому Малуф после всего этого покажется дельцом, наверное, совсем не разбирается в людях.
В этом документальном фильме есть два персонажа: Вивиан Майер и Джон Малуф. Она – невероятный фотограф, он – человек, который открыл для нас этого фотографа. Она – обсессивно пыталась фиксировать настоящее, а он не менее обсессивно воскрешает её прошлое. Им не суждено встретиться в реальности, но на экране эта невидимая связь между ними приобретает новое качество, превращаясь в отношение между художником и его хранителем.
