В последние годы Русскую православную церковь сопровождают не просто регулярные скандалы и конфликты с обществом, но и некий ореол с намеком на неадекватность. Шлейф непристойного поведения, который является как бы базовой опцией русского чиновника, медленно и верно перекочевывает под своды церквей, а человек в рясе обрастает важными архетипическими приложениями: золотые часы, лимузин, захват городского парка.
Режиссёр Сергей Козьмин уже не первый раз привлекает внимание к теме осмысления православного пути в современной России. В своей предыдущей картине «Благодать», которая была показана на Артдокфесте в 2014 году, он обращается к мнению обычного человека (прямо вот совсем обычного водителя), случайно попавшего на крестный ход. Если тогда центральной темой фильма стало размышление о духовных скрепах во имя возрождения державного величия России и об их необходимости, то «Святое место» – динамичный рассказ о том, к чему эти скрепы в итоге привели.
В 2015 году в парке «Торфянка» в Лосиноостровском районе Москвы начался настоящий крестовый поход РПЦ против местных жителей. По постановлению мэра Сергея Собянина, предполагалось, что из территории парка (6,3 га) выделят 0,2 га на строительство храма. Возвести церковь планировалось в рамках программы «200 храмов», но местные жители выступили резко против такого решения и вышли на улицы с флагами и транспарантами. После нескольких митингов защитников парка обвинили в оскорблении чувств верующих, а против ряда активистов возбудили дела по 148-й статье УК РФ (В СМИ это назвали «борьбой с неоязычниками»).
Несмотря на то, что сам режиссёр любит повторять, что в своих работах старается придерживаться нейтральной позиции, всё-таки кажется, что фильм на стороне противников возведения церкви. Их оппоненты выглядят одновременно карикатурно и страшно: Андрей Кормухин, лидер православного движения «Сорок сороков», ходит с нашивкой православного креста на руке, правоверный активист Коба подробно рассказывает о своих «божьих делах» (избиение представителей ЛГБТ-движения или анархистов), а один из батюшек проводит небольшой ликбез по тому, как лучше ударять тех, кто противостоит делам господним. Всё это увлекательно и горько, особенно когда «Христос воскресе! – Воистину воскресе!» превращается в боевую кричалку среди «профессиональных» церковных заступников.
Однако режиссёр вовсе не изображает такое противостояние как борьбу добра и зла. Защитники парка в фильме – обычные люди со своими пороками и слабостями. Они пьют, курят, включают «Катюшу», чтобы помешать молебну. Один из пришедших на митинг даже достаёт флажок СССР, говоря, что это флаг победы. Правда, почти сразу его убирает под шиканье соратников. Наверное, это один из главных моментов в фильме: гражданское общество ещё не сформировалось, и оно не имеет своих стягов, гимнов, чёткой траектории будущего, но оно отчётливо разделяет «Расцветали яблони и груши» и ЦК КПСС и не готово брать с собой то, что прошлое поколение дало ему в нагрузку.
А вот храмонасажденцы уже всё это имеют и отвечают крестным знамением, а иногда и установкой камер круглосуточного наблюдения.
Несмотря на взаимное нетерпение и даже ненависть, всё-таки обходится без крови, но и без какой-либо надежды на примирение в будущем: «Я тут живу. Я местный житель, и я хочу, чтобы тут был храм!» – говорит брутальный мужчина с выпученными глазами. «И я тоже местный житель, и я этого не хочу!» – отвечает ему женщина с суровым лицом.
«Святое место» – это не только случай в парке «Торфянка» (который, кстати, СМИ почти обошли стороной), это случай всей России, где людям приходится называться кем угодно: храмоборцами, оппозиционерами, гомосексуалистами и проходить по каким угодно статьям, чтобы иметь возможность где-то гулять с коляской, читать или пользоваться свободным интернетом, потому что иного пути у них просто нет. Им его не оставили.
Фильм вроде бы начинается как проблема религиозного конфликта, а заканчивается вопросом: а как случилось так, что две противоборствующие стороны сошлись в одном месте? Намеренное ли это стравливание или просто такой вот зиг-заг русского чиновника пустить всё на самотёк в извечной надежде, что «пронесёт» по воле слепого случая, либо благодаря вмешательству неведомых сверхъестественных сил. Всякая беда обойдёт за сто вёрст. Всё как-нибудь само собой решится.
«Кто управляет-то этой Россией, вы мне скажите?! А то что-то мы уже запутались», — спрашивает бабуля у пухлого сержанта. А сержант в ответ только рассеянно пожимает плечами.