Старость как смертельная болезнь

Супруги Луи и Элль прожили долгую жизнь, вырастив сына Стефана, который периодически навещает родителей, но их «осень жизни» вряд ли можно назвать золотой. По злой иронии судьбы, Элль, когда-то работавшая врачом-психиатром, страдает от деменции и периодически забывает, куда она пошла и зачем, но при этом всячески старается смешать коктейль из таблеток, дабы подлечить супруга. Луи в прошлом был кинокритиком и сейчас занят постоянной работой над книгой о снах и кинематографе, однако её завершению нет конца.

Именно так проходят последние мгновения жизни пожилой четы, в которой не осталось ни чувств, ни стремлений, ни каких-то светлых пятен. Только душный, захламлённый склеп их мрачной парижской квартиры, бесконечные и похожие друг на друга дни, проблемы со здоровьем и ожидание скорого ухода.

Слово vortex означает не только «вихрь», его перевод также синонимичен понятиям «пучина» или «водоворот». И, надо сказать, эти определения гораздо лучше иллюстрируют новую работу режиссёра-провокатора Гаспара Ноэ. Известный своей тягой к открытой демонстрации различных физиологий, режиссёр не изменяет себе, однако на сей раз он обращается не к насилию и сексу, а выносит приговор старости как неизлечимой, тянущей на дно болезни, без всяких сантиментов и романтизма.

По ходу просмотра не раз напрашивается сравнение с хитом Михаэля Ханеке «Любовь», однако «Вихрь» выступает, скорее, его антитезой и рассказывает совсем о другом. Это не лирическая повесть про важность чувств двоих людей, проживших долгую жизнь, и не печальная элегия угасающего разума. Пускай до уровня шедевра Ханеке работа Ноэ несколько не дотягивает, режиссёр предельно честно и с большим вовлечением зрителя препарирует прежде всего ужас старения, отчего вполне бытовое кино способно внушить неподдельный страх.

Ещё в своей знаменитой «Необратимости» Ноэ говорил о тех вещах, которые происходят только потому, что происходят, и, как бы нам ни хотелось, изменить их невозможно – остаётся только принять. Безжалостное увядание с течением времени идеально вписывается в понятие неизбежного и, хотя понятно, что далеко не каждого из нас в старости может ждать такой мучительный процесс распада, «Вихрь» способен оставить поистине жуткое послевкусие, стоит лишь представить себя на месте кого-то из героев.

Как и в «Вечном свете», Ноэ практически с самого начала разделяет кадр на две части, чем открыто заявляет: каждый человек живёт и умирает в одиночестве. В условиях суровой реальности не всегда способно существовать то самое «долго и счастливо», и на примере Луи и Элль мы понимаем, что совместно прожитые долгие годы легко могут обернуться мучительными часами в ожидании конца, причём для каждого финальный итог будет свой.

Хотя здесь нет насилия или иного шок-контента, просмотр «Вихря» способен оказаться ещё тем испытанием. Ноэ не стремится развлечь зрителя или как-то облегчить его времяпрепровождение. Он с головой окунает его в душный мир заваленной книгами и разным барахлом квартиры, выступающей воплощённой метафорой житейского черновика, которому никогда не суждено обрести строгую и чёткую форму. При помощи своего любимого оператора Бенуа Деби режиссёр будто хочет сказать: если вам тяжко наблюдать за бытом стариков в безвоздушном пространстве какие-то два с лишним часа, то представьте, что люди живут так годами.

Отношения героев Дарио Ардженто и Франсуазы Лебрун лишают даже малейшей крупицы сентиментальности, поскольку выясняется, что мужчина давно имеет связь на стороне и воспринимает больную супругу как обузу, сын Стефан (Алекс Лутц) так и не вылечился от наркозависимости, а женщина в краткие минуты просветления сама прекрасно понимает, насколько тяжкую для близких ношу представляет.

Столь депрессивный взгляд на старение, разумеется, имеет сугубо личную подоплёку – незадолго до того, как мир запер жителей планеты в клетке пандемии, Гаспар Ноэ перенес кровоизлияние в мозг с минимальными шансами на выздоровление, а мать постановщика последние годы жизни боролась с деменцией. Именно этот печальный опыт и побудил Ноэ поговорить о наболевшем с крайне пессимистичной точки зрения.

Однако, несмотря на полный отказ от мелодраматизма, режиссёр всё же старается внести в происходящее крупицы тепла и мягкости, например, предваряя фильм посвящением «всем тем, чей мозг разложится раньше их сердца». Пускай эта фраза кажется грубой, она напоминает нам о том, что даже самая уродливая болезнь неспособна убить до конца подлинную человечность.

Именно этот образ и воплотила с блеском Франсуаза Лебрун – напуганную, растерянную пожилую женщину, превращающуюся в призрак собственного «я», в минуты просветления осознающую, какой она стала жалкой и беспомощной. Её тихие, медленные перемещения по узким коридорам тесной квартиры, света в которой становится всё меньше, как и кислорода, начинают восприниматься как действия героини полноценного фильма ужасов, поскольку во время просмотра как никогда осознаёшь всю суть поговорки «если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума». Сложно сказать, за что именно Небо решило покарать эту женщину, однако то, что происходит с ней, трудно пожелать даже врагу. Наблюдение за неумолимой потерей себя пугает гораздо больше, чем мстительные духи или сумасшедшие убийцы, ведь самым коварным врагом и подлым предателем легко может оказаться твоё тело.

Так зачем тогда нужно за всем этим наблюдать? Ведь и без Ноэ очевидно, что старость – не радость, жизнь – боль, а смерть может настигнуть нас в любой миг. Однако, помимо умелого и тонкого воссоздания чужой житейской ситуации с эффектом подглядывания в замочную скважину, отличных актёрских работ и плотной атмосферы, есть в картине что-то, что вызывает странное успокоение.

Сложно описать словами чувства после просмотра, поскольку это, возможно, даже не катарсис, а некий дзен, который настраивает на философское восприятие смерти как облегчения, причём не только для героев, но и для самого себя. Это не примитивная максима «наконец-то люди отмучились» (и зритель вместе с ними), а некое эфемерное облегчение, приходящее с принятием того, что жизненный цикл, подходящий к логическому финалу, абсолютно закономерен и справедлив.

И на последних кадрах Ноэ даже умудряется внушить долю оптимизма, поскольку четко даёт нам понять: любые страдания и горести однажды заканчиваются. Но смерть – это не то единственное, что должно принести избавление, она всего лишь этап, завершающий существование на Земле каждого из нас. Ведь на смену ночи снова приходит день, над городом вновь засияет солнце и наверняка где-то уже появилась на свет новая жизнь.