Страхи и грёзы наяву
Иранский режиссёр Бабак Анвари в своей дебютной ленте «В тени» использует типичную для хорроров обстановку: мать остаётся один на один с маленькой дочкой в пустой квартире, где происходит что-то устрашающее. Попахивает недавним скромным ужастиком «Бабадук» Дженнифер Кент. Однако в фильме Анвари немаловажную роль играет политика. Дело-то происходит во время ирано-иракской войны 1980-х.
Иран – теократическое, послереволюционное государство. Молодой матери Шиде (Наргис Рашиди) отказывают в продолжении медицинского образования из-за её участия в леворадикальном движении. А после отъезда мужа-врача в самое пекло фронта квартиру Шиды заселяют некие злые джинны. Но самое главное – они преследуют её ребенка Дорсу (Авин Маншади), которая назойливо обеспокоена внезапным исчезновением любимой куклы.
Автор сценария и режиссёр Бабак Анвари явно обращается к метафизике и метафоричности. Тревожная судьба матери и дочери обладает не только их очевидными психическими расстройствами, но и отражает идеологические воззрения государственности. Главная героиня увлекается западной, светской культурой – она скрывает запрещенные VHS-кассеты с американскими фитнес-тренировками и музыкальными клипами. Вдобавок Шида, скорее всего, – атеистка, а следовательно, джинны – заслуженная кара за отказ от иранского традиционализма, или фантомная рука власти, эдакий образ иранского КГБшника. К тому же, её политическая деятельность – борьба с религиозным консерватизмом – не может пройти бесследно.
Вырисовывается параллель войны внешней с внутренней – войной отчаявшейся женщины с потусторонним. Шида становится на путь добра со злом. Её заставляют поверить в джиннов, а следовательно – принуждают соответствовать традициям предков: быть послушной матерью и женой, скрывающей тело под безликой чадрой. Женщина становится изгоем в своей же стране. В начале мы видим Шиду в традиционном персидском одеянии, но дома за закрытыми дверьми она свободно разгуливает в повседневной, демократической одёжке, владеет редким для иранского общества видеомагнитофоном и слушает иностранную радиостанцию. Иными словами, даже слепой заметит, что режиссёр красиво пританцовывает с изображением сверхъестественного, сюрреалистичного и социально-политического.
И вместе с тем «В тени» – чисто феминистский протест и история материнства. Мать борется за своего ребёнка, будучи оставленной в полном одиночестве мужем, с которым от случая к случаю обменивается короткими телефонными звонками. В наблюдательной манере Анвари показывает уязвимость нации и состояние иранских женщин под вуалью восточного аскетизма. Правда, феминистический душок кажется анахронистическим и временным. Анвари иллюстрирует захватывающий портрет независимой женщины, скованной строгими законами шариата и запугиваниями таинственных джиннов, мучающих семью и нарушающих её покой под угрозами сирен и падающих с неба снарядов. Чуткость и паранойя. «В тени» – атмосферный симбиоз семейно-мистической драмы и ужастика с привидениями.
Когда неразорвавшаяся бомба пронзает крышу дома, девочка с большевистской прямотой и убежденностью заявляет, что кто-то их преследует. Эту мысль впервые озвучивает соседский мальчишка, чьи родители погибли в ходе ближневосточного конфликта. Являются ли ночные кошмары ребёнка её причудливой реакцией на ужасы войны, или мать навязывает собственные страхи на впечатлительную дочь – вопросы, которые остаются без ответа, но тем увлекательнее. А вера в реальность, как в исключительность человеческого бытия, видится глупостью. И хотя бомба, впившаяся в крышу, не взорвалась, становится понятно, что сквозь щели проникает злорадный, мифологический дух. А если кто-то не знаком с джиннами, суеверные сожители бегло проливают свет на происходящее и лишний раз напоминают Шиде, что она непутёвая женщина.
Загадочный, эзотерический фильм обладает коварством и чувством неопределённости и растерянности. Повествование неспешно тлеет и вызывает дрожь. За свои небогатые 83 минуты иранский хоррор пугает, подобно классическому «Звонку». История обыграна захватывающе и имеет отголоски «Хребта дьявола» и «Тёмной воды». Что важнее – зрителю позволяют прочувствовать и осознать пространство происходящего, а с культурой кадра Анвари и его оператор Кит Фрайзер справляются не хуже мастера хорроров Джеймса Уана. Неореалистичная эстетика сменяется более резкой, когда персонажи погружаются в кошмар, изобилующий странностями. Мать и дочь замкнуты. Общие планы жилых интерьеров заставляют особенно напрячься даже во время относительного спокойствия. Трещины в стенах и потолке, вызванные вражескими обстрелами, символизируют слабость главной героини, утрату власти над судьбой, домашним уютом, семьёй.
Один эпизод оказывается пронзительно убедительным и дезориентирующим, когда камера наклоняется на 90 градусов синхронно с поднимающейся с кровати матерью, а дочь, оказывается, давно стоит перед ней. Можно справедливо предположить, что этот момент переломный, и уже почти невозможно отличить явь от иллюзии. Картина поистине обманчивая. Режиссёр создаёт мистический мир, придумывает крайне мрачную историю об изгоях и маргиналах, противящихся ультраконсервативным силам. По мере того как стуки и шёпот многоквартирного дома переплетаются с вездесущей какофонией войны, зритель вынужден гадать: звуки доносятся снаружи или изнутри сознания или подсознания героев? Ясно одно: где есть страх и беспокойство – есть место нечто потустороннему.
«В тени» – тонкий, изящный фильм, не имеющий разгадки и не являющийся аттракционом. Присутствует самобытная философия, что – признак художественной зрелости. Правда, это не значит, что Бабак Анвари избегает резких шумов и стуков. Он знает, как заставить зрителя вскочить, не забывая и о том, что нужно поволноваться и немного пошевелить мозгами.
