Магия детства
«Ноль за поведение» – первый игровой фильм документалиста Жана Виго, задавший своеобразную планку для фильмов о детях в западном кино. К нему уходят корни «Общества мёртвых поэтов», современных «Хористов», даже дебюта Франсуа Трюффо «Четыреста ударов», хоть Трюффо и был одним из тех, кто протестовал против поэтического реализма – с его отвлечёнными мечтаниями и беззастенчивой романтикой. В эстетическом плане праздник жизни, карнавальное восприятие мира, если пользоваться термином литературоведа Михаила Бахтина, унаследовали Федерико Феллини и Эмир Кустурица, не раз признававшиеся в любви к искусству Виго.
Фильм повествует о молодом воспитателе Юбере, который приехал в частную школу для мальчиков. Царящие в школе строгие порядки не нравятся не только новым ученикам, но и Юберу, чьи методы воспитания отличаются от здешних. Он видит в шалостях детей энергию жизни и старается не лишать их детства. Постепенно учащиеся, подбиваемые четырьмя новыми ребятами, восстают против ханжеских порядков во имя свободы – для себя и других.
Для современного зрителя мир Виго, конечно, будет подобен волшебному фонарю, найденному на пыльном чердаке. В то же время чёрно-белое кино в гораздо меньшей степени подвержено старению, а потому романтически настроенные натуры непременно оценят усилия выдающегося мастера по превращению окружающей действительности в сказку, мечту.
Ноль за поведение – это двойка, если переводить на нашу систему оценок. Для воспитанников частной школы это означает, что их не отпустят домой на выходные. Но дети есть дети, оттого им необходимо иногда пошалить, а любовь к порядку воспринимается как посягательство на их свободу. Молодой воспитатель Юбер – единственный, кто их понимает, оттого и любим ими, так как его принимают за своего. Он может играть с детьми в мяч, даже подражать образу Маленького бродяги и не видеть большой крамолы в том, что дети познают мир посредством игры.
В связи с этим можно вспомнить концепцию человека играющего Йохана Хёйзинга, где знаменитый культуролог размышляет о соотношении культуры и игры. Игра, по его мнению, древнее культуры, и, более того, самой культуре присущ игровой элемент. И взрослые играют, только не так открыто, как дети. Выдуманные правила колледжа – такая же игра, условия которой поневоле должны принимать те, кто поступает туда учиться. Педагоги во главе с директором-карликом (его образ явно отсылает к сказке Э. Т. А. Гофмана «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер») строго блюдут следование воспитанников всем правилам их заведения. Вот только они не учли, что истинная игра предполагает свободу, а правила должны приниматься всеми участниками игры добровольно. Дети, сами того не ведая, поднимают восстание именно ради того, чтобы сохранить свою личность. Ведь все люди непохожи и не стоит всех поголовно превращать в роботов.
К «Нолю за поведение» восходят так или иначе многие фильмы, где авторы поднимали тему бунта героев против системы. Один из наиболее ярких примеров – трагикомедия Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Но Виго, признавая право за детьми на отстаивание своей точки зрения, видит в этом всё-таки детскую шалость, к которой не могут снисходительно относиться лишь серьёзные взрослые. Воспитатели, кроме Юбера, боятся директора, а он держит в страхе весь колледж. Но его наполеоновское эго комически сочетается с маленьким ростом. Он больше похож на серьёзного ребёнка с окладистой бородой, так что кажется, что цель директора превратить и всех воспитанников в копии себя. При желании, конечно, можно воспринять «Ноль за поведение» и в качестве эсхатологической притчи о бунте людей против основ мироздания, как, например, в «Репетиции оркестра» Федерико Феллини.
Но Виго всё-таки не философ, а, прежде всего, поэт. Он сочувствует устремлениям учащихся, в то же время вполне стоически воспринимая вечную дилемму отцов и детей. Не нужно навязывать нравственность, а необходимо правильно подводить к ней. Усвоенная палочной дисциплиной мораль шаткая и вполне замещается пламенной доктриной. Не зря люди прошлого говорили, что революция вышла из семинарий. Вот и Луис Бунюэль, к примеру, современник Виго по французскому кинопроцессу, учился в иезуитском колледже, и такое схоластическое учение сделало его неисправимым атеистом и провокатором, а его «Золотой век», снятый чуть раньше, шокировал благонравную общественность настолько, что был запрещён на 50 лет. Впрочем, и игровой дебют Виго столкнулся с цензурой.
Жан Виго показывает мир глазами детей, а потому неизбежно где-то выходит за рамки тогдашней строгой морали. Кому-то наверняка был неприятен бунт против общества, пусть и сглаженный мягким юмором и лирической тональностью. Кинематограф Жана Виго на самом-то деле просто опережал своё время, и великий романтик так и не увидел ни рождённого им поэтического реализма, ни того огромного влияния, которое оказали его скромные фильмы на мировое кино.
В отличие от авангарда Бунюэля, как бы специально усложняющего доступ зрителя к пониманию образов, кино Виго вполне простое по своей сути. Жизнь есть мечта, грёза, сновидение. Постановщик умиляется светлым устремлениям героев и не желает впускать суровую предвоенную действительность в мир простых человеческих чувств. Для него эскапизм – это метод, а преображение действительности в некий романтически идеальный мир не потворство массовому зрителю, а защита от ненастья жизни. Пусть герои мечтают и шалят – в этом ведь нет ничего плохого. Ведь и жизнь – это игра со смертью, где на кону всегда чья-то душа. И не вина Виго, что против его мироощущения, безусловно, по-своему необходимого в послевоенные годы, позднее подняли бунт с пиратским флагом, по типу расшалившихся детей Виго, такая же четвёрка не желающих снимать как все режиссёров. А Ги Дебор и вовсе заявил, что жизнь намного интереснее всякого кино.