Коллективное беспощадное

«Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?
Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его;
кто же может устоять перед Моим лицем? Кто предварил Меня,
чтобы Мне воздавать ему? под всем небом всё Моё»
Книга Иова

В своё время история американского сварщика, ветерана войны во Вьетнаме и владельца небольшой автомастерской Марвина Джона Химейера, восставшего против бессердечной бюрократической системы городка Грэнби, что в штате Колорадо, нашла живой отклик у наших сограждан. «Это ж как нужно было доконать человека, чтоб он сколотил бронированный бульдозер, сровнял с землёй 13 административных зданий, а после покончил жизнь самоубийством?», – таков был основной эмоционально-смысловой посыл многометровых лент интернет-комментариев и многочасовых устных тирад.

Секрет повышенной симпатии к Химейеру именно среди россиян лежит на поверхности: достаточно всего-навсего восстановить в памяти тот набор однополярных эмоций, что мы испытываем, соприкасаясь с госучреждениями разных мастей. Признайтесь: многим ведь хотелось в ответ на очередное хамство, попрание прав и отправку по маршрутному листу, пройти который можно разве что с помощью клубка Ариадны, вернуться в искомое заведение в компании чего-нибудь взрывоопасного или хотя бы повторить поступок заклинателя змей из Индии, высвободившего десяток питомцев в стенах местной налоговой полиции. Однако в процентном соотношении количество реализованных актов столь радикального гражданского самовыражения колеблется в рамках статистической погрешности.

«Левиафан» Андрея Звягинцева, фундаментом для драматургической пирамиды которого послужил случай Марвина Джона Химейера, а ещё два крупных блока образовали новелла Генриха фон Клейста «Михаэль Кольхаас» и философский трактат Томаса Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», также не идёт тропой безрассудного и вдохновенного геройства.

Центральные действующие лица картины – автомеханик-северянин Николай и его армейский друг, а ныне успешный столичный адвокат Дмитрий – пытаются совладать с гигантским коллективным чудовищем антиобщественного строя, выйдя не в чистое поле, как былинные богатыри, а в правовое. Место величавых доспехов, которые в условиях перманентного форс-мажора могут быть полезны разве что при посещении пункта приёма металлолома, заняла разорванная в клочья внутренняя броня, а пламенно вздёрнутая вверх рука размахивает отнюдь не мечом, но апелляционной жалобой на постановление суда об изъятии земельного участка, где расположен дом Николая. Априори обречённый на провал план «А» ожиданий старых приятелей не обманул, передав эстафету более дерзкому последователю – пухлая папка с компроматом на мэра тянет уже не только на оборонительное орудие, но и на наступательное.

Но то, что планировалось, как персональный ящик Пандоры для погрязшего в коррупции и криминале градоначальника, обернулось огромной воронкой, разверзшейся под ногами тех, кто посмел нарушить покой Государственного Левиафана. Николай с каждым днём укрепляется во мнении, что единственное место, где ещё можно отыскать истину – это дно стакана. Его супруга Лиля, которая очевидно несчастлива в браке (дежурным ответом на мужнино «Я люблю тебя!» служит даже не «Спасибо!», как в знаменитой сцене из «Завтрака у Тиффани», а «Знаю»), пытается разбудить потухшее сердце, разбередив старые чувства к Дмитрию, к слову, также женатому. Заезжий адвокат, в свою очередь, получает болезненный удар по столичным амбициям. Ну а сыну Николая, Роме, категорически не приемлющему Лилю в качестве новой мамы, только и остаётся, что попеременно проводить время в компании ровесников, знакомящихся со «взрослыми радостями» в стенах заброшенной церкви, и гигантским скелетом кита, начисто обглоданным чайками – символизм, не требующий дополнительных разъяснений.

Тема противостояния государственного механизма и одного из её незаметных винтиков нечасто, но поднималась в российском кинематографе последних лет – достаточно вспомнить вполне пристойного уровня работы Юрия Быкова. Однако в сравнении с «Левиафаном» все они выглядят начинающими малоизвестными исполнителями, выступающими на разогреве у признанной звезды – что немаловажно, признание это выходит далеко за рамки общероссийского.

На родине же творение Звягинцева многие ожидаемо встретили в штыки, выдавая такие ёмкие характеристики, как «лубок», «карикатура», «поделка» и «антироссийский политический заказ». Припомним по случаю и изречение «В России так не пьют», принадлежащее одному фанату запойной дилогии «Горько!» и по совместительству министру культуры. Даже удивительно, что ещё никто не приравнял нецензурную брань, время от времени проскакивающую в «Левиафане», к художественному вымыслу.

Тем, кто привык все последние годы наблюдать в зеркале общества, настроенном в режиме телеприёмника, лощёное и ухоженное лицо нашей действительности, потребуется немало усилий над собой, чтобы перевести взгляд на портрет, аналог которого Дориан Грей тщательно прятал на чердаке. От глаз наблюдательного художника Звягинцева не ускользнул ни один социально-политический нарыв, язва или шрам: сращивание власти с криминалом, с одной стороны, и с церковью, с другой; всеобъемлющая коррупция; суды с их 99.5% обвинительных приговоров, привезённых на флэшке; преследование инакомыслящих и так далее.

Постановщик покорившего в своё время Венецию «Возвращения» настолько достоверно и реалистично реконструирует сцены быта российской глубинки, что временами проступает мороз по коже. У зрителей «Левиафана» практически нет шансов не узнать себя в одной из сцен столкновения со стеной государственного безразличия, которая материализуется в таких узнаваемых типажах, как не отвечающая ни за что секретарша или дуболомный охранник.

В отличие от того же Быкова или позднего Балабанова, Андрей Звягинцев не прибегает к демонстрации чернухи: ни в драматургическом плане, ни в визуальном. К слову о последнем: выдающийся оператор Михаил Кричман, так же, как и Звягинцев, не работающий на поток, вновь предоставил своей магической камере полную свободу перемещений, в результате чего живописный северный пейзаж становится не просто фоном для повествования, а полновесным действующим лицом.

Никаких других слов, кроме как лестных, не заслуживают и занятые в «Левиафане» актёры – благо, вверенные им персонажи не отличаются одномерностью и переливаются массой моральных и эмоциональных оттенков. Алексей Серебряков выплескивает себя без остатка, создавая образ Николая, с равной степенью самозабвения погружающегося в любовь, ненависть и алкогольное забытье.

Елена Лядова, дослужившаяся до почётного звания музы Звягинцева («Левиафан» – их третья совместная работа), использует свою широкую актёрскую палитру, чтобы предельно точно отразить то тихое отчаяние, в котором, как выразился философ Генри Торо, большинство людей проживают свою жизнь.

Владимир Вдовиченков, которому ещё десяток лет назад трудно было предсказать иной профессиональный путь, кроме как бесстыдной эксплуатации своего образа из любимой народом криминальной романтики на букву «Б», предельно органично попал в роль уверенного в себе служителя Фемиды, наивно полагающего, что московская прописка и упоминание нескольких громких фамилий заставят Левиафана шарахнуться, как чёрт от ладана.

Ну а герой Романа Мадянова как влитой вошёл бы в любой орган государственной власти: будь то Дума или, скажем, Министерство культуры.

В общем, в очередной раз выяснилось, что актёры-то в России есть, а вот соответствующих их способностям профессиональных задач – кот наплакал.

При всех преимуществах главной удивительной особенностью «Левиафана» всё же стоит назвать невероятное сочетание в нём точного попадания в повестку дня современной реальности и вневременности, присущей произведениям Салтыкова-Щедрина, ярко выраженной российскости и в то же время внепространственности. Будто бы в подтверждение этих слов сам Звягинцев во время одного из недавних интервью припомнил, как после премьеры в Мексике к нему подходили многие зрители и признавались, что узнавали среди героев картины себя. Интересно получается: мексиканцы идентифицируют себя с персонажами «Левиафана», а вот жители Мурманской области, где проходили съёмки, – нет.

Даже если фильм не получит «оскаровскую» статуэтку, это не заставит миллионы восхищённых глаз по всему миру отвернуться от Андрея Звягинцева. Думается, на голливудском небосклоне для столь талантливого автора всегда найдётся место: вопреки расхожему мнению, многим европейским режиссёрам удаётся успешно реализовать себя на «фабрике грёз». Другое дело, что в таком случае российский кинематограф рискует погрузиться в кромешную тьму. Хотя это ведь сейчас называется оптимизацией, так ведь?