Андрей Тарковский относился к Стэнли Кубрику, как и к любому талантливому автору, страшно ревниво, а актёр Кирк Даглас, исполнитель главных ролей в «Тропах славы» и «Спартаке», назвал режиссёра «талантливым дерьмом». Однако важно признать, что каждая картина Стэнли Кубрика – событие. Он даровал человечеству приключенческую, грандиозную, философскую, метафизическую арт-фантастику «2001 год: Космическая одиссея», тем самым создав жанр, который был похоронен, но совсем недавно вновь воскрешён элегантными «Прибытием», «Интерстелларом» и «Луной 2112».
Развлекательное, сказочное кино Кубрика отталкивало. Он верит в диктаторский контроль над кинематографическим пространством и полную творческую свободу. Его ленты холодны и театральны, но при этом они обладают задумчивостью, а также визуальной и сюжетной трансгрессивностью. Кубрик занимался формализмом, но делал это бесподобно мастеровито и индивидуально. Он создавал жестокое, политизированное, общественное, сатирическое, высокомерное и весьма глумливое кино. Стэнли Кубрик – величайший из режиссёров и, будучи большим художником, он совершал чудесный трюк, стирая границы между реальностью и вымыслом. Кино Кубрика – бесконечное подсознание, вечный внутренний мир человека, и, подобно Тарковскому, он добивался желания человека копаться в самом себе. И здесь уместно поговорить о легендарной и, пожалуй, ключевой картине в его фильмографии – «Заводном апельсине», празднующем 45-летний юбилей – абстрактной притче, где нет архаики и надуманности, и от которой становится не по себе.
Культовое, спорное и кошмарно-волшебное кино поставлено по одноимённому роману Энтони Берджесса – блестящей антиутопии и своего рода полемического трактата о важности выбора. «Заводной апельсин» – опорный кирпич в фундаменте кубриковской цитадели. Кино – настоящая поэзия, которая воплощена в художественных образах.
«Заводной апельсин» – парадоксальное кино с мрачнейшим взглядом на человечество. Оно изобилует глубинными социальными, политическими, психологическими и мировозренческими представлениями о бытие с отважной эротикой, граничащей с порнографией. Кубрик воображает туманное будущее, которое, вероятно, уже позади, но вполне может обладать рычагами, чтобы влиять на настоящее. Роман Энтони Берджесса увязывает конфликты между личностью и государством, наказанием подростков и возможностью искупления вины. Словесное своеобразие текста, нравственные коллизии и проповеднический дух рассказа поразительно важны даже сегодня. И Кубрик минимально исказил первоисточник.
Главный герой – озорной, хитрый, циничный и безжалостный подросток Алекс ДеЛардж (Малкольм МакДауэлл) – бездельничает в гниющем обществе среди дрянного беспорядка и бетонных городских массивов. Банды головорезов разгуливают по грязным улицам футуристического Лондона и развлекаются, совершая акты «ультранасилия». Алекс – молодой лидер одной из таких шаек.
Нахальная, жуткая и давящая своей атмосферой социальная сатира ставит под сомнение понятие тоталитаризма, формирующего и форматирующего коллективное сознание народа или нации. Иными словами, если объект научного исследования (здесь – Алекса) лишить силы воли и направить его действия в нужное русло – он станет рабом. Вот вам и часовой механизм. Теряем ли мы нашу человечность, если мы лишаемся выбора между добром и злом? Становимся ли мы, как и предполагает название, «заводным апельсином»? В центре сюжета – идея абсолютного контроля государства над человеком, а следовательно – народом. Насилие и агрессия становятся оружием беспорядка и инструментом, лишающим человека свободы. Каждая жертва – преступник, каждый преступник – жертва, и в фильме дуализм показан буквально. Добро и зло неразлучны, а попытка их разделения – абсурд.
С героями зритель знакомится в молочном баре, интерьер которого полон обнажённых сексуальных образов. Кубрик всюду повторяет эротику как мотив, сочетая секс с насилием в виде общественной нормы и порядка. Родители Алекса равнодушны, послушны и бездейственны, не имеют ни малейшего представления о фактическом положении окружающего мира. Эго-маньяк Алекс груб и жесток и, как ни странно, увлечён творчеством Людвига ван Бетховена. Ключевая музыкальная композиция фильма – четвёртая часть симфонии № 9, которая, к слову, является и гимном Европейского союза. Совпадение? Зная ювелирность и эстетскую идеализацию Кубрика – вряд ли. Говоря о его трепетном отношении к кино, уместно заметить, что в сценах, где Алекс звонит в дом писателя – первой жертве – в дверном звонке звучат ноты бетховеновской симфонии № 5, что обращает наше внимание на тонкую связь между юным убийцей и книжным словоблудом. В целом режиссёр вдоволь наполняет фильм классической музыкой: ускоренная сцена секса, драка Алекса и друзей в слоу-мо, столкновение с бандой Биллибоя, вторжение в дом кошатницы, и эпизод, где Алекс помышляет о самоубийстве перед встречей с бомжом – всё сопровождается композициями Джоаккино Россини. Перед зрителем возникает вопрос: может ли искусство быть ответственным за тиранию, быть её соучастником?
Алчность и величие. Кубрик остро чувствует противоречивый труд Берджесса как зеркало социального гниения и несправедливости, ибо оба показывают жадное стремление человека к владычеству, в том числе тягу к сексуальному управству над женщинами. А женский манекен в баре, с которым товарищ Алекса расплачивается мелочью за молоко, – недвусмысленный знак финансового обмена за сексуальные услуги. Режиссёр показывает пошлость и через фаллический символизм антуража, и в деталях одежды персонажей, а также через метафоры гомосексуального насилия против самого Алекса. В начале фильма в баре Алекс и его друзья сидят на диване и вертикально держат продолговатые стаканы молока на своих, так называемых, паховых подушках, служащих признаками самцовой власти.
Тем временем Алекс и его товарищи Джорджи, Пит и Тем по ночам осуществляют «ультранасилие», и однажды их путь заканчивается в доме писателя и либерального активиста, который противостоит драконовским мерам лечения методом «Людовика». Подростки зверски издеваются над мужчиной и насилуют его супругу. Энтони Берджесс написал «Заводной апельсин», частично основываясь на личном опыте. В середине 40-х годов на его жену напали пьяные американские военнослужащие. В рассказе появляется вымышленный писатель, который создает книгу под названием «Заводной апельсин» – то есть, книга в книге. Этот писатель наблюдает за изнасилованием своей жены юношами. В жизни супруга Берджесса потеряла ребёнка, а в романе, как и в фильме, умирает жена писателя.
Чуть позже Алекс насмешливо убивает богатую женщину-кошатницу её же гигантской фигурой фаллоса. Вскоре Алекса бьют по лицу бутылкой молока. И снова символический намёк. То, что авторы показывают, стоит оценивать как пророческий взгляд на будущее человечества. Город и трущобы в оруэлловском стиле, где существует расслоение общества, а государственники тайно проворачивают эксперименты. Зритель имеет дело с психиатрией, лютым произволом, сексуальными извращениями и вопросом о зле. Основная идея фильма – не опыты над Алексом и даже не Бетховен, а материальная помпезность и душевная мертвенность западного общества, и, разумеется, необходимость выбора. Выбор позволяет избрать добродетель или порок. О добре, зле и существовании Бога проницательно и аккуратно вещает Кубрик даже не касаясь самого Бога.
Во время лечения Алекса заставляют не отрываясь смотреть на кадры бытовых зверств и документальную кинохронику Третьего рейха. Герой не в силах сомкнуть глаза и кричит в ужасе, а монтаж создаёт понимание, что глаз Алекса и происходящее на экране – одно и то же. Он словно заглядывает себе в душу через кино, а на фоне звучит всё та же симфония Бетховена. Так же действует и сама картина в отношении со зрителем. Не исключено, что Кубрик предпринимает особые усилия, чтобы выявить горькую правду, что части западной политической элиты способствовали обнищанию культуры, нравственности и созданию нацистов-марионеток.
Такой ангельский и такой насильственный герой Малкольма МакДауэлла представляет бессознательное – человека в его естественном, природном состоянии. Интеллигенция, как писатель и глава карательной программы «Людовик», стремится вылечить садиста, слепо переступая через человеческую природу, и, если разобраться, подобное забвение – ключевой момент сюжета. Картина пестрит порнографическими изображениями, которые демонстрируют животную натуру людей. Когда Алекс получает «порции» лечения «Людовика», он превращается в «цивилизованного», а болезнь, которая следует уже после промывки мозгов – парня доводят до дурноты, его тошнит от насилия – следует рассматривать как истерию, навязанную обществом или государством. Либеральные и консервативные знатоки, государственники и представители церкви пытаются сделать из Алекса полезного члена просвещённой публики. Хотя решающее мгновение действия в том, что персонаж МакДауэлла остаётся собой. Более того, листая Библию, Алекс с восхищением находит на страницах книги секс и террор. Герой читает о страданиях Иисуса – и даже там воображает себя в ипостаси кровавого римлянина, который кнутами хлещет Христа, несущего крест. В мирах Алекса и Кубрика зло неизживаемо. А тут ещё и религия.
С художественной ясностью и симметричностью Стэнли Кубрик создаёт богатое полотно со скорбным изображением человеческой цивилизации, находящейся в ловушке искусственной борьбы разных идеологий. Классы будут существовать вечно, потому что постоянно будут жить личность воспитанная, культурная, совестливая и личность необразованная, безжалостная, деспотичная. Ницше писал об основных типах морали: «морали господ» и «морали рабов», и, естественно, его философию можно обнаружить в «Заводном апельсине». Политическая власть сама по себе не имеет ничего общего с идеологией Ницше, а примитивное понимание категорий «господ» и «рабов» – распространённое заблуждение. Господин – это человек мысли. Настоящий признак такого человека – способность развиваться и превосходить себя. Кубрик изображает разные слои общества и разные трактовки ницшеанской философии, изобличая кризис человека. Или, как пел Виктор Цой: «Мы все тяжело больны. Мы все сошли с ума».
И что же мы видим в финале? Алекс выпрыгивает из окна и становится мучеником, в то время как интеллектуалы, которые противостоят консервативной власти, заключены в тюрьму. Неожиданно в конце истории убийце-страдальцу Алексу государство предлагает место в существующей системе. С парнем мило беседует и фотографируется ухмыляющийся политик, которому удаётся манипулировать Алексом и ублажать юного палача и жертву эксперимента. Теперь Алекс без смущения может играть свою роль, потому что это выгодно. Кубрик чёрным мазком ставит крест на либерализме и тоталитаризме.
Тревожная, целостная картина с ретро-деталями завершается фантазией Алекса, где он в снегу занимается бурным сексом, а буржуазное общество в викторианских костюмах внимает и аплодирует, и за кадром звучит усмешливая фраза: «О да, они меня вылечили». Алекс оказывается действенной шестерёнкой сложного механизма. На экране – человеческий триумф и поражение. Алекс не превосходит вульгарность – он принимает её и за неё получает вознаграждение. А что если после лечения Алекс постоянно притворялся, что испытывает отвращение к сексу и насилию, чтобы подыграть государственникам? Вот с такой позиции смотреть фильм становится головокружительно занятно.
И кроме всего прочего, в кричащем и красочном эпизоде в музыкальном магазине, куда Алекс направляется за пластинками, герой встречает двух юных девиц, лижущих продолговатое мороженое. Звучит мелодия Бетховена, а камера обволакивает сверкающий ярким светом магазин, шагая вместе с пёстро одетым Алексом, который замечает бледнолицых особ, облизывающих фаллообразные сладости.
Примечательно, что останавливается герой у пластинки с изображением таинственной вселенской фантастики «2001 год: Космическая одиссея». Похоже, Кубрик подмигивает нам, показывая, мол, там он рассказал о путешествии человечества с древних австралопитеков до рождения Сверхчеловека, а в «Заводном апельсине» мы смотрим на то, к чему, собственно, и пришли – извращённость, вседозволенность и зверская жестокость.
Фильм показывает путь взросления эгоцентричного Алекса как нигилистического дикаря, и финальная сцена даёт понимание о тленном постоянстве истории человека. Вывод вокруг изображений власти, науки и церкви поистине жуткий – мыслями и чувствами мерзавцев управляет могущественный кукловод, имя которому – всесильное государство. Берджесс и Кубрик показывают системную ложь, глобальное забвение и создание «нового человека», как, собственно, в названии сочетание механики и органики, а человеческое сознание, подсознание и тело – источники ужаса.
«Заводной апельсин» – это фантазийный оксюморон и смелое прямодушие или манифест автора против политической механической руки. Под ковром сюжета о преступлении и наказании Кубрик трезво показывает презрение к власти. Нет никаких ангелов – только черти. Кубриковское кино – подлинное художественное произведение, инструмент донесения идеи, а прочтение этой идеи – ответственность публики. И вот охват умственного, духовного и творческого труда, вложенного в «Заводной апельсин», понять трудно, потому что мы исследуем ход мысли настоящего кинематографического гения. Зритель, словно младенец, заигрывается с сотнями кусочков головоломки. Просмотр «Заводного апельсина» требует времени, терпения, усилий и непредубеждённости, поэтому хватайте фильм, примите и насладитесь вызовом.
