За 12 лет до выхода «Груза 200» Алексей Балабанов снял новеллу «Трофимъ». Действие фильма-аллюзии на короткометражку братьев Люмьер переносится в Россию вместе с французами-хроникерами, снимающими прибытие поезда на вокзал, вот только не Ла-Сьота, а Санкт-Петербурга. Незадачливый русский мужик заглядывает в камеру и удивляется заморской диковинке. За кадром он яркий представитель русского крестьянства того времени: тёмный, непутёвый и простодушный, искренний в своей жестокости и глупости. Но в кадре он лишний, и спустя век на монтажном столе его с лёгкостью вырезают из кинематографической действительности.
В фильмах Балабанова чувствуется любовь к России. Но эта любовь не затуманивает взгляд режиссёра, а напротив – делает его зорким и внимательным, неравнодушным к жизни своей страны. Алексей осмысляет реальность, фиксируя её на пленке. Его монтажные ножницы отсекают лишь неважное, скучное. Но неприглядные детали, неполиткорректные выражения, жестокие сцены не исчезнут из кинохроники. Балабанов на визуальном языке говорит о том, что видит сам, что его волнует. Говорит с болью, но молчать не может.
«Груз 200» снят будто назло и вопреки. Всё те же «трофимовские» режиссёры монтажа вырезали бы из фильмографии Балабанова это кино целиком. Всё, что следовало бы спрятать, похоронить, Алексей вытаскивает наружу. Этот жест может показаться провокационным, но Балабанова не интересует реакция зрителя, её он уже предсказал и показал. Одни, как мать Журова, будут отрицать гиперреализм «Груза», уткнутся в телевизор, чтобы забыться в глянцевых грёзах. Другие, как Тоня, осознав безысходность фильма, решительным выстрелом выключат фильм, уйдут с сеанса, хлопнув дверью. Третьи прочувствуют, как Анжелика, на себе всю тяжесть «Груза», который оставит их обессиленными и в слезах.
Майка с надписью «СССР» как атрибут молодёжной моды, кроссовки на погибшем десантнике, пустая бутылка водки как орудие насилия. Открытость действий Журова, который везёт прикованную к мотоциклу наручниками девушку при свете дня на глазах безучастных пенсионеров. Эпизод на аэродроме: мёртвый «груз 200» получен, на войну отправляется живой. Профессор-атеист, пожелавший в финале «обрядом крещения» искупить вину за вереницу преступлений, произошедших в местах, где он успел побывать. Безнадёжность и бессмысленность происходящего. Потерявшие первоначальный смысл символы, легитимность неограниченной власти и безнаказанности зла, поставленное на конвейер пушечное мясо детей, неискреннее, трусливое и формальное покаяние.
Алексей Балабанов вскрывает цинковый гроб позднесоветской эпохи, в котором мёртвым грузом лежали отправленные родителями на войну дети, боязливая номенклатурная интеллигенция, бесчувственные и безжизненные рабочие. Он выпускает наружу оборотней: трезвые советские граждане оборачиваются пьяными утопистами, извращённые преступники – лучшими сотрудниками милиции. Кошмар «Груза 200» – лишь концентрат, высушенный из пропитавшего советский быт насилия. Оно выплёскивается наружу, стоит лишь ослабнуть деспотичному гнёту власти. Той, что стремилась построить «Город Солнца», но создала государство, вдохновившее Оруэлла на написание «1984». К заглавному году режим начнёт отмирать, а граждане окончательно потеряют нравственные ориентиры.
Милиция – ведомство, которому в тоталитарном государстве поручены важнейшие функции. Формально обязанные защищать людей, милиционеры оказываются для них же и источником опасности: обвинителями, преследователями. На них надеются, их боятся. Капитан милиции Журов – часть системы, гарант безопасности государства. На таких, как он, держалось советское прошлое. Но привычный режим приказал долго жить. Будущее – это Анжелика, дочь секретаря райкома КПСС. Нарядная, красивая, молодая. Она свободнее Журова, который подглядывает за ней через стекло, её жизнь ярче и интереснее. Лика обладает непозволительной по меркам милиционера роскошью: надеждой, верой и любовью. Мир меняется, и таким, как Журов, в нём не будет места. За это он ей мстит, лишая невинности и иллюзий.
Лика и Журов не могут существовать в одной реальности. Так не могли сосуществовать и будущие перестроечные принципы свободы слова, гласности, демократии вместе с сохранением советской и партийной власти. Журов меняет Лику под себя, пытается «сломать» её террором. Ему это, пусть и с трудом, удаётся, но слишком поздно: Антонина убивает Журова. Если Журов – прошлое, а Лика – будущее, то Антонина – настоящее. Ей безразличны страдания Лики. Убивает она не за неё, а за Алексея, которого Журов подставил. Тоня мстит за подлость, оставляя позади бесчестное прошлое и не заботясь о будущем.
Лика плачет в комнате среди гниющих трупов. На обломках советской державы будет построено новое государство, которому она подарит свою искалеченную душу. Национальное сознание так и останется пристёгнутым к постели с трупами военных достижений и будет вспоминать о своём «отце», могущественном и беспомощном одновременно, а затем безропотно примет растущий беспредел уже новой власти. Когда-нибудь Лика всё же замкнёт круг, решившись на месть собственной юности, собственному прошлому, такому же тёмному, как и наступившее будущее.
«Груз 200» тоже можно назвать местью, но ярлыки «чернухи» и антисоветской пропаганды для него слишком просты. В нём есть место политическим и антивоенным высказываниям, но это скорее фильм-впечатление, фильм-воспоминание. Уникальный портрет эпохи, сочетающий взгляд глубоко личный и одновременно отстранённый. Жуткая памятка о том, как медленно умирал советский социализм.
Очень круто написано. Спасибо.