Молодой писатель Леон принимает предложение друга Феликса отдохнуть в доме его родителей на побережье Балтийского моря. Пока Феликс купается и развлекается, Леон планирует поработать над новым романом. Его планы нарушает непредвиденное обстоятельство: оказывается, одну из комнат в доме уже заняла гостья, обаятельная продавщица мороженого Надя, к которой часто наведывается местный пляжный спасатель Дэвид.
Раскованные и общительные, молодые люди находят общий язык и весело проводят время, за исключением Леона, который постоянно раздражается по любому поводу и этим маскирует свою прокрастинацию. А между тем ситуация накаляется, и притом буквально: рядом полыхают лесные пожары и с каждым днём они оказываются всё ближе к дому.
Один из основоположников «берлинской школы» Кристиан Петцольд уже долгие годы верен своим стилистическим принципам и не считает нужным от них отклоняться. Оно и правильно: за верность повествовательным особенностям режиссёра любят и поклонники, и критики, а сами фильмы стабильно получают престижные награды вроде призов Берлинале или Европейской киноакадемии.
Для картин «берлинской школы» характерны сюжетный минимализм, созерцательность и медитативность, а также внимательное наблюдение за тонкими поведенческими нюансами героев. Режиссёр, сценарист и кинокритик Кристоф Хоххойслер так определял для себя важность столь аскетичного подхода к нарративу: «Самые счастливые моменты моей киножизни были всегда связаны с состоянием чистого созерцания, вне всякой морали, с концентрацией, пребыванием у себя самого».
Конечно, такие ленты не располагают к большому кассовому потенциалу, но этим подобная кинопродукция и хороша – так называемой штучностью, стремлением найти своего зрителя среди огромной толпы и удовлетворить его индивидуальные вкусы.
«Красное небо» способно служить классической иллюстрацией творения выпускника «берлинской школы» – Германия как единственное место развития действия, жаркий, томный летний полдень, неспешный ритм повествования, максимум внимания к бытовым мелочам и самим персонажам, плюс лёгкий, но важный символизм.
Фабула Петцольда кажется почти чеховской: праздные герои, проводящие беззаботный отдых на даче, много природы, диалогов и сложных взаимоотношений, которые на первый взгляд кажутся банальными. В то же время приёмы, с которым Петцольд описывает атмосферу полублаженной неги, часто вызывают ассоциации с французским или итальянским кинематографом вроде работ Клода Миллера, Эрика Ромера или более поздних Мии Хансен-Лев и Луки Гуаданьино. Это и жужжание назойливых насекомых, и шум морского прибоя, и скрипы половиц старого дома (как и другие, более прозаические звуки, которыми обычно сопровождаются встречи любовников).
Но в то же время чувственный эротизм или романтическая обстановка у Петцольда подменяются едва заметным, но всё же ощутимым чувством, будто здесь что-то не так. Этот тревожно-зудящий тон задают лесные пожары, которые, по сути, даже не появляются в кадре, но герои то и дело слышат, как над головой проносится авиация МЧС, вдалеке раздаётся предсмертный визг животных, на головы периодически сыпется похожий на снег пепел, а по вечерам горизонт окрашивает почти апокалиптическое пламя.
Всё это не только подогревает страх за дальнейшую судьбу персонажей, но и служит метафорой постепенно накаляющихся отношений между героями. Леон, великолепно сыгранный Томасом Шубертом, поначалу кажется типично вудиалленовским персонажем – таким болтливым и вечно недовольным ситуацией невротиком. Он якобы озабочен написанием очередного большого шедевра, но на деле ищет любые способы избежать работы над книгой, тем более что в глубине души он и сам давно понял (но пока ещё не принял) факт абсолютной художественной несостоятельности своего творения.
Через его образ Петцольд сообщает нам о важности наблюдения, не просто созерцания, а внимательного рассмотрения, поскольку именно отсутствие этого важного качества как раз и лишает любой писательский слог витальной силы. Леон становится примером не просто писателя-неудачника, но и любого человека, который может смотреть, но совершенно не умеет видеть, что отлично доказывает пример с мороженщицей Надей (вновь снявшаяся у режиссёра Паула Бер), которую наш сноб надменно принимает за поверхностную и недалёкую торговку.
Интересно также элегантное дирижирование жанровыми условностями, которые Петцольд мастерски использует ради поддержания зрительского интереса и формирования характеров. Здесь окажется и комедия положений, и романтическая мелодрама, и даже экзистенциальная притча с небольшим кивком в мрачный хоррор. Что характерно, ни к одной из этих жанровых рамок Петцольд не приближается вплотную, а, скорее, заигрывает со всеми ними разом, рождая на свет совершенно особенное, не принадлежащее ни к одной из категорий зрелище.
Если сравнивать «Красное небо» с предыдущей работой постановщика, нежной урбанистической притчей «Ундина», то заметно, что Петцольд перестаёт добавлять мистический компонент в происходящее и лишает события двойного дна. Этим он немного обедняет смысловой стержень картины, поскольку прямолинейность трактовок обрисовывает сюжет лишь как историю человека, который не умел зреть в корень, предпочитая реальному «здесь и сейчас» гонки за чем-то вымышленным.
Здесь Петцольд также использует тему стихии, но уже не прохладной, живительной воды, а её полной противоположности – агрессивного пламени. Правда, в этой аналогии уже нет фольклорных или каких-то потусторонних мотивов. Это лишь медленно сжимающееся кольцо опасности, по мере приближения которого кому-то предстоит очиститься и начать возрождение заново, подобно Фениксу, а кому-то сгореть дотла. В прямом смысле.
